Санна сидела дома.

Без макияжа, в джинсах и кофте, она выглядела обыкновенно. Ему это нравилось. И не меньше он любил, когда она была одета как проститутка. Санна идеальна в любом виде.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, осторожно дотрагиваясь указательным пальцем до его ссадин на лице.

– Нормально.

Санна пыталась поймать его взгляд.

– Нет, неправда.

Он прилег на кровать, Санна села рядом. Майлз рассказал о спасательной операции и автокатастрофе. Санна перепугалась. Она тихонько потрогала его щеку. Мягкое прикосновение ослабило напряжение где-то внутри, и Майлз вздохнул.

Через четверть часа она стояла перед ним, держа одну руку на своем бедре, и красиво позировала, переодетая в горничную в чулках сеточкой и слишком короткой юбке. Груди были сильно сдавлены, губы – ярче, чем алая коммунистическая звезда. Наконец Санна повернулась и уверенно пошла в прихожую. Там она сорвала с вешалки одно из его бежевых пальто и набросила на плечи.

– Увидимся, – сказала она и исчезла.

Входная дверь с шумом захлопнулась.

Майлз слушал ее шаги на лестнице, пока они не стихли. Затем уставился в потолок. Авария снова напомнила о себе. Чувство удушья, ледяной и острый страх.

Ощущение близости смерти оказалось бесценным. Правда, ужасным во всех смыслах.

Музыка из радио на кухне, грустная и красивая, тоже причиняла боль, прорываясь в то, что Майлз пытался в себе подавить.

Он хотел было подняться с дивана – боль в ребрах проявилась немедленно. Еще попытка. Вскрикнув, Майлз встал, вышел на кухню и выключил чертово радио. Затем наклонился над раковиной и посмотрел вниз на ее дно, неприятно серебристое. Он тяжело и с трудом дышал, сердце билось быстрее и прерывистее. Доктор был прав – все мы испытываем тревогу…

Майлз нашел пластиковую баночку.

Обезболивающее.

Вслед за ним – транквилизатор.

Вслед за ним – снотворное.

Наступило искусственное спокойствие.

Майлз вытянулся на кровати: дыхание его стало глубоким и размеренным.

За стенами, выросшими из усталости и притупленных чувств, звонил телефон. Глаза закрылись.

Звонок телефона где-то далеко. Майлз погрузился в темное медикаментозное забытье.

Снова зазвонил телефон.

София открыла глаза. Там, где она находилась, было темно; лицо закрывала ткань. София лежала на полу, руки замотаны скотчем за спиной. Что-то во рту… носовой платок. Ей удалось его выплюнуть. Голову пробивала головная боль.

– Альберт! – закричала она.

В дальнем конце квартиры звонил телефон.

– Альберт!!

Снова звонок. Теперь она его узнала. Трубка Йенса.

София тянула и дергала, но скотч держался крепко. Отчаянно крича и отталкиваясь от пола, она передвигалась спиной вперед, пока не уперлась в стену, толкнула себя вверх и встала на ноги.

Она на ощупь двигалась к прихожей. Там, на стуле, нашла ремень сумки, потащила ее за собой и вслепую быстро направилась в комнату Альберта.

У его кровати она упала на колени, наклонилась вперед – и нащупала одну лишь простыню. На ней никого не было.

– Альберт, – позвала София, хотя понимала, что его здесь нет. Альби…

Ей пришлось достать телефон, на случай если тот снова зазвонит: она просунула замотанные руки в сумку, щупала содержимое, рыская пальцами. Вот он. София осторожно вытащила трубку и положила за собой, так чтобы до нее можно было дотянуться.

Так она и сидела, подогнув под себя ноги, со связанными руками, слепая, не в силах больше ничего сделать.

Шло время. Ни шороха. София догадывалась, что наступила ночь. Подступили слезы, ее обуревал страх.

Телефон зазвонил снова.

София смогла нажать на кнопку приема вызова. Где-то далеко голос с помехами.

– Йенс, я не слышу тебя. Приезжай сюда!

Громко, почти крича, она продиктовала ему адрес и код от ворот, добавив:

– Они забрали Альберта! Меня связали!

София слышала его голос, но не могла разобрать слова.

– Не клади трубку! – орала она.

Он выполнил ее просьбу; его плохо различимый голос составлял ей компанию в течение двадцати минут, пока она не услышала, как открылась большая белая деревянная дверь и в квартиру вошел Йенс.

– Я здесь! – закричала София.

Сначала он развязал мешок, обмотанный вокруг ее шеи, помог ей снять его – теперь она снова могла дышать. Потом сел за ней и разрезал скотч, связывающий руки. София окинула взглядом комнату Альберта. Его вещи были на месте, но коляска исчезла.

– Ищи Альберта, – сказала она и встала.

София ходила из комнаты в комнату, опираясь на стены. Вещество, которое она вдохнула через платок, было по-прежнему активно; она с трудом сохраняла равновесие, боль сковывала лоб и шла вниз, к глазам. Женщина истерично обыскивала квартиру.

– София, здесь никого нет.

Йенс держался у нее за спиной.

В гостиной она остановилась.

– Сядь, София.

Она повернулась к нему.

– Зачем ты звонил мне?

Он не понял вопрос.

– Посреди ночи, Йенс?

Ее подозрения усилились.

– Я живу по мексиканскому времени, не мог заснуть.

– И поэтому ты звонил несколько раз?

– Да, звонил.

– Зачем?

– Откуда такая подозрительность?

– Зачем, Йенс?

Он попытался прочесть ее мысли.

– Твой друг Хасани отвез меня в город после спасательной операции. У него зазвонил телефон, он заторопился и высадил меня. Мне это показалось странным. Я поехал домой, тревога не отпускала, позвонил тебе. Но это неважно. София, расскажи, что случилось?

Она рассказала, как смогла. От начала и до конца. Как она работала на Арона, с тех пор как разошлась с Йенсом. Как она недавно связывалась с Ханке, когда узнала, что они вместе с колумбийцами ведут деятельность против Гектора. Что результатом ее встречи стало убийство Дафне и Тьери. Она рассказала о телефонном разговоре Лежека в машине, как она поднялась в квартиру, где остался один Альберт, о нападении и исчезновении Альберта.

– Гектор? – спросил Йенс.

– По-прежнему в коме.

– Арон?

– Он главный ответственный.

– Что это значит?

– Он следит за тем, чтобы дела шли хорошо.