Но дело было темным. Она с первого прочтения заметила это. Здесь должно быть больше информации – данные официальных органов, бюрократическая чушь, ссылки и куча других никому не интересных деталей… Но не в этом случае, не в деле Ларса Винге.

Антония откинулась на спинку кресла.

Где вся информация о банкротствах, близких, имуществе покойного, долгах? Даже элементарщины нет – например, где архивированы его дела, куда делись вещи… Кроме того, здесь должен быть полицейский дневник Ларса, его служебные данные. Ничего похожего. Просто небрежность? Или умысел?

Антония углубилась в дебри поисковой системы – и нашла восемь компаний и людей, которые всерьез занимались имуществом покойных в Стокгольме. Она звонила им всем, представлялась и называла имя Винге и его личный номер, говоря одно и то же:

– Дело срочное.

Они парировали одинаково:

– Что мне за это будет?

– Ни шиша, – отвечала Антония.

* * *

К локтевому изгибу Майлза прикрепили капельницу. Он лежал и смотрел вверх на бездушный белый потолок.

Вошел седой врач. Белый халат, голубые штаны, белые сандалии. Он зачитал из журнала:

– У вас перелом трех ребрер, сотрясение мозга и некоторое количество наружных ран и синяков.

Затем он задал стандартные вопросы. Как вы себя чувствуете, провалы в памяти, тревога…

Майлз ответил: нормально, нет, нет. В таком порядке.

– Я выпишу вам болеутоляющее, подавляющие тревогу анксиолитик и снотворное, на случай если появятся проблемы со сном.

– Но я не испытываю тревогу, – сказал Майлз.

– Это Швеция, здесь все ее испытывают, – промычал врач и протянул банку с разными таблетками. – Вот, пока не доберетесь до аптеки, – добавил он.

* * *

Когда Ингмарссон вернулся в участок, в комнате отдыха пахло горелым кофе. Майлз налил себе. Отвратительный вкус. Он вылил все в раковину.

Вошла Антония Миллер и откопала в шкафу кружку.

– Кофе старый, – сказал он.

– Сварю свежий.

Майлз собрался уходить.

– А что случилось? – спросила она.

Он узнал ее любопытство. Оно присутствовало постоянно, словно проклятая всепобеждающая мука.

– Не знаю. Незаконное освобождение.

Она выглядела усталой. Что-то окаменевшее в ней, глаза блестели.

– Как ты себя чувствуешь? – услышал он свой собственный голос.

– Как себя чувствую? – Она спрашивала так, как будто он в чем-то ее обвинял.

– Да, Антония, как ты себя чувствуешь?

– Нормально. А ты?

– Хорошо, – ответил он.

Она взглянула на раны у него на лице.

– Кто он? – поинтересовалась она.

– Кто?

– Парень из Мексики.

– Понятия не имею.

– Но ведь это важно?

– Нет, необязательно. Может, он просто был гостем в ресторане или работником. Поэтому при отображении его отпечатков прозвучал сигнал.

Антония фыркнула.

– Но ведь было незаконное освобождение? – сказала она.

– Да, но в наше время у людей на уме то одно, то другое. Здесь необязательно есть связь. – Майлз улыбнулся; он был специалистом по отговоркам.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего сверх того, что я только что сказал.

– Ну, а что ты сказал?

– Что необязательно должна быть связь.

Антония находилась на грани нервного срыва и старалась подавить его.

– Как он выглядел? – спросила она.

– Обыкновенно, – ответил Ингмарссон.

– А обыкновенно – это как?

– Как пустое место.

Антония зачерпнула кофе.

– Ларс Винге, – тихо произнесла она.

Он замер.

– Что?

– Ларс Винге, – повторила Антония.

Майлз взглянул на нее с недовольством.

– Издевательство какое-то, брось уже это на хрен, – прошипел он.

– Бросить что?

Он просто повернулся и пошел.

Все это вместе с его неприязненным отношением и ее собственной неспособностью себя контролировать распалило ее. Она направилась за ним.

– Ты бездарность, Ингмарссон. А скоро вообще станешь посмешищем. Ты ведь сам это знаешь, а?

Он остановился.

– Что ты здесь делаешь? – продолжала Антония.

Он раздраженно улыбнулся.

– Работаю.

– Нет, не работаешь. Майлз, ты просто сговорчивый? Поэтому ты здесь? – Она старалась говорить спокойно.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Еще как имеешь. Когда кому-нибудь нужно подчистить дерьмо, они звонят тебе. И ты разгребаешь дерьмо. Тебя посадили сюда, чтобы ты ничего не делал. Я не дура. И как ты замнешь этот инцидент?

– Ты занимайся своими расследованиями, а я буду заниматься своими.

Ингмарссон направился к выходу.

– Своими? Да у тебя только одно, да и то смехотворное, – сказала она.

– Ты невыносимый человек, Антония.

* * *

Упав на стул в своем кабинете, Майлз пожалел о сказанном. Он не хотел быть язвительным и злым.

Ингмарссон перевел взгляд на окно: голубое небо и белые облака, где-то наверху кружат самолеты, а где-то за атмосферой начинается Вселенная, а за Вселенной, очевидно, ничего нет.

Он увидел ее краем глаза – она стояла в дверном проеме.

– Мы защищаем хороших от плохих, – произнесла Антония. – Мы делаем это, потому что имеем убеждения. И в то же самое время защищаем друг друга. Помогаем друг другу и все идем к общей цели. Знаешь почему?

Она знала, что он не ответит.

– Потому что мы полицейские и выбрали такой путь из гребаной кучи других хороших дел.

Антония указала большим пальцем себе за спину.

– Все вот в этом коридоре принесли что-то в жертву. А ты кто, блин, вообще, Майлз Ингмарссон?

Она вошла в его кабинет, поставила на стол чашку свежесваренного кофе и вышла.

Он сидел, уставившись на чашку. Потом взял ее и сделал глоток. Кофе был превосходный.

* * *

Позже вечером Майлз вышел из офиса и гулял по городу в одиночестве. Невыносимая боль в душе и ребрах не утихала. Раны на лице пугали прохожих. Он выкурил три сигареты подряд, не давая воли эмоциям. Он это умел – был в некотором роде приучен поступать так, когда чувства становились слишком сильными.