что по всему уезду отрядами производились расстрелы дезертиров. Подозреваемые подвергались различным издевательствам, так, в Лосевской волости «отряд приказывал дезертирам выкапывать ямы, ставил их под ямами и стрелял в них по прицелу выше головы, а затем их же направляли в комдезертир, заставляя силою бежать наравне с лошадьми, на коих ехали отрядники»[519]. В 1919–1920 гг. члены Псковской ГКД неоднократно выезжали на места для расследования случаев несанкционированных и самочинных расстрелов дезертиров.

Ценным источником, отражающим деятельность УКД, являются донесения и акты, составленные по результатам проверок данных комиссий. В рапорте в Псковскую ГКД по вступлении в должность главы Холмской УКД Бунакова от 2 ноября 1919 г. сообщалось, что, открыв со слесарем два запертых ящика рабочего стола председателя комиссии, проверяющие обнаружили там «преступную небрежность… несколько циркулярных срочных и секретных отношений, а также и телеграмм, требовавших срочного исполнения, но отметок об их исполнении не имеется». Поступающие в комиссию бумаги «валялись где попало, не подшивались с мая месяца»[520]. Новый председатель потребовал проведения ревизии, которая впоследствии установила множество серьезных нарушений. В качестве оправдания ревизионная комиссия отметила, что прежний председатель П. М. Невдачин «не мог уделять достаточно времени на дела Комиссии, будучи обременен массой обязанностей по должности Военного Комиссара»[521]. Следующая комиссия попробовала выяснить количество дезертиров, поступивших в январе 1920 г., но оказалось, что дневник, куда должны были заноситься все дезертиры, начал вестись лишь с 11 января того же года. При сличении опросной книги и недельных сводок был выявлен ряд несовпадений[522].

Инспектирование записей по извлеченным дезертирам Торопецкой УКД за февраль 1920 г. показало, что даже «признать приведенные цифры точными, а тем более проверить их документально не представляется возможным, так как 1) регистрационного журнала Комиссией заведено не было; 2) записи алфавита ко дню обследования были доведены лишь до 11 февраля; 3) протоколы Комиссии составлялись исключительно в редких случаях». Найденный дневник велся таким образом, что положиться на его данные инспекция не посчитала возможным. Записи в нем крайне небрежно велись разными лицами «то чернилами, то карандашом» и содержали множество помарок и исправлений. Проверка зафиксировала частые случаи побегов, а также факты предоставления дезертирам отпусков по семейным обстоятельствам, причем сведений о том, что отпущенные возвращались из отпуска в срок, не имелось[523]. Приведем показания уполномоченного разъездного бюро Ф. Иванова по проверке Опочецкой УКД. По его словам, весь штат данной комдезертир состоял из местных жителей, вследствие чего «…происходят ненормальные явления с отпуском задержанных дезертиров». Ниже он описал освобождение задержанных лично им дезертиров, «которые ранили себя ножницами (зачеркнуто, написано сверху: «шприцем». – К. Л.) с целью уклониться от службы…». На недоуменные вопросы Ф. Иванова последовал следующий ответ: «Поменьше хлопот – больше спокойствия»[524]. По итогам ряда проверок Псковской УКД председателем ОКД в марте 1920 г. была вынесена следующая резолюция: «тов. Шпыневу рекомендую посетить Уездкомдезертир, помещения которой находятся недалеко от Губернской. Такое ведение дел недопустимо. Ставлю вам на вид»[525].

В результате проверок уездных комдезертир было установлено огромное количество разного рода нарушений. Задача системного исправления их исполнена не была, за заведением дел, а чаще угрозами в отношении отдельных работников, как правило, ничего не последовало. В условиях кадрового голода наказания виновного часто ограничивалось переводом на другую должность, моральными взысканиями. Нарушения можно разделить на два основных типа: это упущения в делопроизводстве, в статистике и превышение полномочий, самочинные расправы.

Кратко остановимся на вопросе поощрений и награждений. Здесь все было по-революционному скромно и ограничивалось в основном вынесением благодарностей. Например, «за добросовестную, энергичную и полезную работу во время командировки по Островскому уезду уполномоченного разъездного бюро т. Рыбакова, выразившуюся в поимке при его участии 600 злостных дезертиров и 400 явившихся добровольно, а также в доказательстве, что многие кр<асноармей>цы и их семьи возбуждают ложные ходатайства о неудовлетворении денежным пособием, землей и земледельческими орудиями…», приказом Петроградской ОКД от 30 апреля 1920 г. была вынесена благодарность. Сотрудникам комдезертир округа было велено равняться на Рыбакова и брать с него пример[526]. Приказом Псковской ГКД № 38 от 25 марта 1920 г. благодарность «от имени Красной Армии, на страже интересов которой стоят комдезертиры в тылу», была объявлена командиру губернского отряда по ловле дезертиров Гомонову «за быстрое, умелое и энергичное выполнение многочисленных поручений по борьбе с дезертирством» и за поимку двух особо злостных беглецов из штрафной роты[527].

В ходе своей работы комдезертир Северо-Запада входили в постоянные столкновения с государственными и партийными органами. Авторитет Петроградской ГКД был заметно выше, чем ГКД двух других исследуемых губерний. Подбор сотрудников указанной комиссии был также более качественным, одним из важнейших показателей этого была доля сотрудников комиссии – членов РКП(б). Подводя итоги работ комдезертир округа за 1919 г., член Петроградской ОКД Федоровский заострил внимание на соотношении достижений и реальных возможностей комиссий. Колоссальное дело (280 тыс. изъятых дезертиров) было исполнено «рожденными пасынками и полумертвыми»[528]. Несмотря на всю метафоричность фразы, она является весьма метким выражением того, какое место комдезертир отводилось не в торжественных реляциях, а на практике: бойкоты их решений, ущемление прав, вмешательство во внутренние дела. Все это так или иначе сопровождало работу комдезертир Северо-Запада на протяжении всего периода их существования. На исследованных материалах трудно согласится с излишне идеализированным и радужным тезисом С. П. Оликова о том, что «дезертирные комиссии вникали в каждую мелкую обиду, нанесенную крестьянину, а тем более семье красноармейца. Комиссии являлись самыми быстрыми, если можно так выразиться, защитниками, радетелями за население, что особенно поднимало их авторитет»[529].

Глава 2. Методы антидезертирской работы

2.1. Основные способы извлечения дезертиров

Как уже было определено выше, сфера работы ГКД была чрезвычайно широка. Отметим оперативно-розыскные и судебные функции, ведение учета и статистики, составление отчетов и донесений, извлечение оружия и амуниции, унесенных дезертирами, вооруженная борьба с дезертирами, контроль местных органов власти в деле помощи «семьям честных красноармейцев», контроль призывных комиссий. Издательство листовок и воззваний, широкое оглашение приговоров, организация митингов, лекций, собеседований, – все это входило в функции ГКД. Сохранившийся набросок плана работы (не датирован, предположительно март 1920 г.) председателя Петроградской ГКД А. С. Славатинского содержал следующий список его неотложных дел:

Организовать субботник во всей Губернии для оказания помощи семьям красноармейцев.

Святая Армия в Ямбургском уезде – дать отряд в 100 штыков.

Бандиты в Новоладожском уезде – отряд в 50 штыков.

Поехать в Гдов и Шлиссельбург.

Прогнать Петергофского председателя.

Сговориться с Биткером[530] об облаве.

Губчека – дело Алексеева[531].

Массовым способом