О, Гонория – это вообще отдельная тема!

В плане похода Аттилы на Рим имела место и еще одна интрига, которая, как ни забавно, послужила реальной затравкой для начала жестокого военного противостояния. Тридцатилетняя Гонория, сестра римского императора Валентиниана III, жестоко угнетаемая своим братом, категорически не допускавшим ее к власти, обратилась к Аттиле за помощью. Иордан с осуждением повествует: «Рассказывали, что эта Гонория по воле ее брата содержалась заточенная в состоянии девственности ради чести дворца; она тайно послала евнуха к Аттиле и пригласила его защитить ее от властолюбия брата – вовсе недостойное деяние: купить себе свободу сладострастия ценою зла для всего государства».

Гонория носила на лице следы былой красоты и действительно была обуреваема на редкость честолюбивыми мечтами. В принципе, она была, наверное, даже готова поступиться своими интересами в Риме, заполучив титул супруги наместника, например, Галлии! Аттила, недолго думая, расценил ее обращение как предложение марьяжного характера и выставил свои условия: он берет Гонорию в жены, но желает получить половину Римской империи в качестве приданого! В сущности, сама Галлия уже могла считаться таковой половиной. Валентиниан III, придя в неописуемый гнев от бесцеремонности, наглости и главное – растущих аппетитов «дерзкого варвара», отказывается наотрез иметь с Аттилой дело.

Правда, когда Аттила настойчивее пытается разыграть карту с Гонорией, Рим четко объясняет ему, что по существующему законодательству Гонория не может претендовать на трон, а потому и стоить половину Римской империи не может! Да, она действительно сестра действующего императора, но и только! В сущности, она просто женщина с непомерными амбициями, которые нелепо принимать всерьез!

Так что пришлось Аттиле возвращаться восвояси домой, как он и обещал папе Льву I. Намереваясь соблюдать условия мирного соглашения, Аттила и впрямь двинулся обратно, к своим становищам.

Очень характерный момент!

Попробуйте представить себе мироощущение прирожденного воина, который еще чувствует весь пыл недавней схватки.

И вдруг – какой-то мирный договор, остановка чуть ли не на самом скаку.

Мог ли Аттила внутренне сжиться с подобной ситуацией?

Конечно же, нет!

Его деятельная натура тут же дала себя знать.

Но на сей раз – зря...

Лучше бы ему возвратиться обратно, чтобы дать возможность воинам немного отдохнуть, прийти в себя.

Но нет, какое там!

Обратимся вновь к Иордану.

«Аттила вернулся на свои становища и, как бы тяготясь бездействием и трудно перенося прекращение войны, послал послов к Маркиану, императору Восточной империи, заявляя о намерении ограбить провинции, потому что ему вовсе не платят дани, обещанной покойным императором Феодосием, и ведут себя с ним обычно менее обходительно, чем с его врагами. Поступая таким образом, он, лукавый и хитрый, в одну сторону грозил, в другую – направлял оружие, а излишек своего негодования [излил], обратив свое лицо против везеготов. Но исхода тут он добился не того, какой имел с римлянами. Идя обратно по иным, чем раньше, дорогам, Аттила решил подчинить своей власти ту часть аланов, которая сидела за рекой Лигером, чтобы, изменив после их [поражения] самый вид войны, угрожать еще ужаснее. Итак, выступив из Дакии и Паннонии, провинций, где жили тогда гунны и разные подчиненные им племена, Аттила двинул войско на аланов. Но Торисмуд, король везеготов, предвосхитил злой умысел Аттилы с не меньшим, чем у него, хитроумием: он с крайней быстротой первый явился к аланам и, уже подготовленный, встретил движение войск подходившего Аттилы. Завязалась битва почти такая же, какая была до того на Каталаунских полях; Торисмуд лишил Аттилу всякой надежды на победу, изгнал его из своих краев без триумфа и заставил бежать к своим местам. Так достославный Аттила, одержавший так много побед, когда хотел унизить славу своего погубителя и стереть то, что испытал когда-то от везеготов, претерпел теперь вдвойне и бесславно отступил».

Такова война: если хотя бы на мгновение расслабишься и утратишь бдительность, чаша весов может в любой момент склониться в пользу твоего противника.

И тогда все пропало...

Аттила вернулся домой.

Возможно, и даже скорее всего, его обуревали мысли о том, как собрать и обеспечить новую, еще более многочисленную и могучую армию, с которой ему был бы нипочем Рим с любыми союзниками!

Между тем ему оставалось жить совсем недолго...

Как справедливо заключает Иордан: «...И не иначе смогло любое скифское племя вырваться из-под владычества гуннов, как только с приходом желанной для всех вообще племен, а также для римлян смерти Аттилы, которая оказалась настолько же ничтожна, насколько жизнь его была удивительна».

Вот уж поистине – лучше и не скажешь!

«Ко времени своей кончины он,— как передает историк Приск, – взял себе в супруги – после бесчисленных жен, как это в обычае у того народа, – девушку замечательной красоты по имени Ильдико».

Произошло это в 453 г.

Что касается девушки, то большинство сходится во мнении, что, скорее всего, это была юная германская принцесса, чье настоящее имя было Хильдегунда. Она никак не могла быть простого звания, поскольку статус любого гуннского вельможи, а уж Аттилы – и подавно, требовал присутствия в личном гареме барышень исключительно благородного происхождения. Историк Джон Мэн, например, полагает, что Ильдико-Хильдегунда была прислана Аттиле в качестве подарка одним из вассалов – в знак высочайшего уважения и преклонения перед ним.

«Ослабевший на свадьбе от великого ею наслаждения и отяжеленный вином и сном, он лежал, плавая в крови, которая обыкновенно шла у него из ноздрей, но теперь была задержана в своем обычном ходе и, изливаясь по смертоносному пути через горло, задушила его. Так опьянение принесло постыдный конец прославленному в войнах королю».

По поводу кончины Аттилы – внезапной и для многих совершенно неожиданной, всегда ходило у историков немало спекуляций. Уж слишком соблазнительно было представить последнюю юную супругу Аттилы, например, в образе тайного ангела мщения и т. д. На сегодняшний день наиболее предпочтительной видится версия, принадлежащая перу историка Джона Мэна.

Он пишет:

«Гунны много пили, и не только свое ячменное пиво, но и вино, привозимое из Западной Римской империи и Византии. Приск упоминал вино, рассказывая об ужине с Аттилой. В течение 20 лет правитель гуннов употреблял алкоголь, и, вероятно, в больших количествах (вспомним и традиции гуннов осушать чашу после каждого тоста). Алкоголизм вызывает расстройство, известное как portal hypertension, которое, в свою очередь, приводит к oesophageal varices, иными словами, варикозному расширению вен в пищеводе. Эти разбухшие вены с ослабленными стенками способны внезапно лопаться, в результате чего происходит сильное кровотечение, и, если сильно пьяный человек лежит в бесчувственном состоянии на спине, кровь попадает в легкие. Если бы Аттила не спал или был трезв, он поднялся бы в кровати и остался бы жив. Опьянение, повышенное давление, слабые вены в горле – это сочетание, по всей видимости, и убило его».