героев своего времени не знаете? – ухмыльнулся Сотник.

– Не морочьте голову! – недоумение сменилось раздражением. – Аня, ты его знаешь?

– Не он, – девушка сразу же исправила ошибку. – Но похож, Оля – прямо умереть!

– Не надо умирать, – проговорил Чубаров. – Я как-то одной девчушке, вот вроде тебя, карточку Петра Мартыныча Алейникова лично подписал: никак не хотела верить, дурочка, что я – это не он. А она ж ее из газеты вырезала, на картонку клеем налепила…

– Хватит предисловий, – оборвала его та, кого назвали Ольгой, и теперь разведчики смогли рассмотреть и ее.

В отличие от Анны Ольга успела надеть юбку и туфли, хотя верхнюю часть тела все еще закрывала белая шелковая комбинация. Даже Сотник, давно забывший, как выглядят женщины в гражданском нижнем белье, определил – дорогая. Рядом с ней Аня выглядела не только моложе, но и стройнее.

А еще Михаил смутно почувствовал исходящую от этой женщины угрозу. Какую – пока не мог понять, но что-то подсказывало: если сейчас Ольга в чем-то их заподозрит или просто засомневается, нападет первой, и ее не остановит даже то, что вокруг хаты может стоять кольцо вооруженных до зубов эсэсовцев.

– Правильно, – согласился он. – Хватит. Кроме вас, девчата, в доме есть еще кто?

– Давайте с вами закончим, – в голосе Ольги неожиданно звякнул металл, хорошо знакомый военным, умеющим как отдавать приказы, так и подчиняться им. – Откуда вы узнали, что Яровой – предатель?

– Нам дали его явку. Она провалена. Мы влетели в засаду, одного нашего застрелили на месте, другого забрали в гестапо.

– И все-таки вы поговорили с Яровым?

– Долгая история, Ольга… Стоп, нас тут вроде как допрашивают?

Сотник и Чубаров переглянулись.

– Это нормально. Я должна точно и правильно представить себе, кто вы такие и откуда, – и, не дав Михаилу ответить, Ольга сказала: – Еще у меня к вам такой вопрос: сегодня жарко или надо ждать дождя?

Услышав это, Сотник застыл.

До этого момента Михаилу казалось, что за без малого два года в разведке он привык к любым неожиданностям, и его уже никак нельзя застать врасплох. Во всяком случае, не так, как только что сделала эта уверенная в себе и тем-то странная женщина. Ему проще было принять бой там, где меньше всего ожидалось, или вырваться из засады, чем вот так произнести заученную фразу в ответ на, казалось бы, не совсем уместный в сложившейся ситуации вопрос о погоде.

А если быть совсем уж точным: сказать отзыв на пароль. Полученный перед самым выходом, чуть больше суток назад, от начальника полковой разведки подполковника Борина. Ему, в свою очередь, этот пароль сообщил начальник разведки фронта генерал Виноградов.

Это был пароль Скифа.

5

– О, Боже…

Женщина, впустившая Гюнтера Хойке в свою квартиру рано утром, не удивилась, не испугалась, не обрадовалась появлению начальника гестапо. Просто он вырвал ее из сна: уснуть удалось полтора часа назад, перед самым рассветом, когда горизонт уже светлел, а за окном – серело.

Генерал Вернер обычно уходил от нее в такое время, и Хойке знал об этом. Как и о том, что от любовницы генерал поедет сегодня не на свою квартиру, а прямо в свой танковый корпус – ситуация, складывающаяся на том участке фронта, где его корпус воюет, требует его личного присутствия. Понемногу, черепашьими темпами, однако танки вермахта все-таки вклиниваются в оборону русских, вот-вот может начаться более стремительное, а значит – победоносное наступление. И в такие минуты генерал Вернер должен находиться вместе со своим корпусом, вдохновлять солдат на новые и новые победы своим личным присутствием.

Разумеется, без присмотра свою любовницу генерал не оставил. Как и заведено, один из адъютантов, оставшихся при штабе, будет привозить ей продукты, сопровождать по вечерам на работу, в офицерский клуб, отвозить артистку обратно и, если нужно, предоставлять автомобиль в ее распоряжение. Такой контроль не объяснялся ревностью генерала – он искренне заботился о личной безопасности Терезы Берг. Как всякая советская женщина, работающая на немцев и даже позволяющая себе заводить любовников среди старших офицеров, она рисковала получить пулю когда угодно и от кого угодно. Особенно, как стало известно генералу, «немецких овчарок» ненавидели мальчишки-подростки. Так что охрана в данном случае не была причудой Вернера или капризом Терезы. Начальник гестапо конечно же знал об этом и учитывал, собираясь на встречу с фрейлейн Берг.

Хойке вошел, запер за собой дверь и прошел за женщиной в спальню.

Там она уже сидела на разобранной смятой постели, сонная, с заметно опухшим лицом, не скрытые белым париком коротко, почти под мальчика стриженные волосы, взлохмачены, длинный шелковый халат она машинально запахнула, хотя Хойке успел заметить – под ним ничего не было. Как обычно бывает, когда уезжает генерал Вернер.

– Я очень устала сегодня, – проговорила женщина, опустив голову и прикрыв лицо руками. – Я, правда, устала. Вы могли предупредить…

– …И ты бы не устала, – ехидно заметил начальник гестапо.

– Боже мой…

У сидевшей на кровати женщины снова не нашлось слов.

Между ними сложились странные отношения. Хойке обращался к ней на «ты» и, случалось, не скрывал своего презрения. Она же называла его на «вы», как, впрочем, всех немецких офицеров, включая своего очередного покровителя и любовника. Именно он, генерал Вернер, положил, сам того не зная, начало связи гестаповца со «звездой» офицерского клуба.

Запрет на интимные отношения с представительницами низших рас, если это не поход в бордель, удовлетворяющий исключительно естественные физиологические потребности завоевателей, – ну, не будешь же возить за собой немецких проституток! – старшие офицеры вермахта соблюдали не так строго. Отчасти тому способствовала война, где не всегда есть место условностям. Отчасти – сам статус грешников. Отчасти – личные характеристики дам, пользующихся благосклонностью господ офицеров. Например, связь со славянкой, признающей новый порядок и работающей на него, не слишком порицалась.

Потому, когда немецкая армия вновь вошла в Харьков и очень быстро восстановила порядок, существовавший с осени сорок первого, генерал Вернер дал начальнику гестапо личное и негласное поручение: тщательно проверить молодую женщину, называющую себя Терезой Берг. Ее рекомендовали генералу, он и сам обратил на нее внимание, к тому же, как говорят, она уже имела опыт общения с немецкими офицерами. Это обстоятельство волновало генерала больше всего: даже если дама окажется благонадежной, он не хочет связываться с откровенной шлюхой, ходившей по рукам и переходящей из койки в койку. У него дома поместье, жена, трое детей, старший сын записан в гитлерюгенд. Если связь