Прорвались, но…

20 600 тонн водоизмещения «Илластриес», на 20 узлах, нагоняемые шестибалльным штормом, лишь слегка качнуло, толкнув новой волной.

Ожидаемого страшного удара не произошло.

Поступили панические доклады от палубных служб (они-то, находясь снаружи, слышали душераздирающий рев приближающихся снарядов) – два огромных столба воды, переплюнув высоту мачт авианосца на десяток метров, с перелетом встали за кормой, изрешетив стоящие на палубе, закрепленные за стойки шасси самолеты дежурного звена. По невероятному везению никто из экипажа корабля не пострадал.

Доклад о «перелете» спустился вниз в командный центр, выдавив из человеческих легких нечто похожее на «фу-у-ух!».

Командир авианосца поймал себя на мысли, что, несмотря на реальную опасность, он не потерял рассудочность мыслей, подчиненные ему офицеры проявили выдержку и четко выполняли свои боевые задачи. И вдруг преисполнился гордости от причастности к флоту, а конкретней, именно к Королевскому флоту. Мимолетно… потому как – не до…

«Не до умилений, черт возьми!» – контр-адмирал поддался эмоциям, выкрикивая новые приказы…

Авианосец и корабли сопровождения оперативно реагировали на рули, предпринимая срочное уклонение от курса. Однако следующие с пятисекундной задержкой два снаряда, уже с недолетом, взорвались о воду в десяти метрах от носа идущего по правому траверзу фрегата эскорта. Осколки близких разрывов раскаленной шрапнелью ударились в слабозащищенную надстройку, срезая антенны на топе, перерубая подвернувшиеся кабель-каналы и шланги. Здесь уже не обошлось без человеческих жертв.

Фрегат на какое-то время оказался обезглавленным – в боевой рубке творился полный кавардак: оглушенные, с множественными осколочными ранениями, измазанные кровью, кто не в силах встать на ноги, кто на четвереньках, спотыкаясь об убитых, офицеры в наступившей темноте пытались восстановить управление кораблем.

К этому еще добавился утробный завывающий звук – в толстой грот-мачте, получившей особо крупный кусок металла, образовалась большущая дыра. Штормовой ветер, проходя через изломанное отверстие, резонировал, опускаясь до инфразвука, жутко пробирал до мозга костей, добавляя нервозности.

Одновременно еще несколько недолетных снарядов упали, подняв султаны воды за кормой эсминца «Диамант», вырвавшегося вперед по левому траверзу авианосца.

При взгляде на двадцать метров недолета, у командира эсминца не дрогнул ни один мускул на лице.

Этим выходцам из прошлого некогда было рассупонивать и недоумевать.

Большинство из экипажа вообще ничего не поняли, встряхивая, тряся головами, словно пытаясь отогнать увиденный наяву кошмарный сон. Разница во времени суток прошлого и настоящего была неопределенной, к тому же из-за непогоды малозаметна. Однако внезапно появившийся на поверхности океана линкор «Бисмарк» сразу получил девятой штормовой волной в левую скулу, окатившей высокий нос корабля и протащившей рассерженный пенный прилив до самой носовой орудийной башни.

Не утруждая себя рассуждениями и выяснением природы произошедшего, загнав поглубже свои переживания, экипаж, будучи исключительно по-немецки дисциплинированными, а может, и невольно не сопротивляясь спасительной сублимации, оставаясь на своих постах, продолжал выполнять боевые задачи. Конечно, по мере восстановления воспоминаний, возникали разговоры в паузах и небольших перерывах, в более спокойных отсеках. Произошло короткое обсуждение между офицерами и в боевой рубке. Тоже не сразу. Но искать объяснения было некогда, и продолжение разговора оставили на потом.

Лишь главный инженер-механик, корветтен-капитан Вальтер Лехман брякнул вроде бы шутя, покусывая зубами потухшую курительную трубку:

– Я не так себе представлял Валгаллу. Не вижу белокурых невест, – однако и сам не надеясь на веселую реакцию – видок у всех был еще тот.

А вначале командир корабля капитан 1-го ранга Эрнст Линдеманн даже не успел отдать первых распоряжений, как в боевую рубку стали поступать доклады с боевых постов.

Приняв к сведенью сообщение офицера, ответственного за радиолокационное наблюдение, об обнаружении нескольких источников радарных импульсов, перенацелив на эту проблему главного помощника, капитан цур зее[63], схватив бинокль, метнулся к левой полусфере рубки.

– Так и есть, сигнальщики левого борта не сошли с ума, – даже невооруженным глазом можно было увидеть переваливающийся на высоких волнах, во вздымающихся брызгах из-под форштевня военный корабль класса легкого крейсера, уж не меньше эсминца точно. Поражала дистанция до неприятельского судна – не более мили. А в том, что это враг, Линдеманн ни на йоту не сомневался.

Ситуация требовала не просто быстрого решения, а мгновенной реакции – целая минута прошла с момента обнаружения этого неожиданного чужака, которого никак не могли классифицировать (в лихорадочно теребимых справочниках ничего похожего не находилось)!

– Тревога по левому борту! Левобортные один, три, два, дистанция тысяча пятьсот, прямой наводкой, – гаркнул командир, не утруждая себя пеленгом, не дожидаясь подтверждения получения команды, – огонь!

Все правильно: не увидеть цель на таком расстоянии было невозможно, промахнуться сложно.

Единственное, что смущало командиров башен вспомогательного калибра, так это бронебойные снаряды, которыми были заряжены их орудия – уж больно маленький кораблик шел встречным курсом по левому траверзу.

Вылетающие с начальной скоростью 875 м/сек, набитые взрывчаткой бронебойные болванки с 150-мм пушек прошьют насквозь хлипкую броню легкого крейсера (или все же эсминца?), прежде чем взорвутся.

Собственно, с залпом «левобортной третьей» так и произошло.

Но перезаряжать орудия было смерти подобно – легкий и маневренный чужак, несмотря на штормовые волны, мог в любую секунду изменить курс и пойти в убийственную торпедную атаку.

Продырявив корпус в районе кормы насквозь, снаряды ухнули белыми всплесками уже с другого борта. Зато недолет с «левобортной первой», пройдя рикошетом сквозь вспучившуюся волну, активировал донный взрыватель уже в надстройке, ломая хлипкие переборки и перегородки. (Именно в этот момент прервалась паническая короткая радиопередача с «Эдинбурга».)

Линдеманн видел, как вражеский корабль («Все же эсминец», – решил он) уже начал менять курс. Теперь громады волн били в борт корабля, вздымаясь, забрызгивали надстройку, иногда вызывая столь опасный крен, что судно почти касалось бортовыми леерами поверхности моря.

Девяносто килограммов общего веса залпа «левобортной второй» вошли с еще большим недолетом в воду, оставляя пузырящийся след, встрял ниже ватерлинии почти ровно по миделю злополучной посудины.

В развороченный бок хлынула вода, за пару минут сведя мореходность корабля на «нет». Выставленные горизонтально стволы 105-мм зенитной артиллерии дополняли разрушения, посылая по 15 снарядов в минуту, терзая надстройки и борта.