Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди из племени Рябины привезли сюда на санях с собачьими упряжками троих охотников из Леса. Они чуть не промахнулись, так хорошо замаскировал Фин-Кединн свою стоянку, но собаки в конце концов ее обнаружили.
Этан из племени Ворона настойчиво просил вождя:
— Фин-Кединн, всем нам очень нужно, чтобы ты вернулся! Тхулл не послал бы нас, если б не пребывал в полном отчаянии. Теперь уже и в других племенах люди боятся собственной тени. Нас — тех, кто еще в состоянии охотиться, — осталось совсем немного. А те, кто еще как-то держится на ногах, не решаются заходить в Лес, опасаясь токоротов. Люди уже начинают драться друг с другом из-за еды.
Фин-Кединн слушал его молча. И только потом сказал:
— Тхулл — не единственный вождь среди лесных племен. А что же остальные?
— Вождь племени Ивы пробовал навести порядок. И Даррейн из племени Благородного Оленя тоже. Но потом и их свалил тот страшный недуг. Они сразу же удалились в свои жилища, чтобы не заразить остальных. А теперь еще и наша Саеунн умирает.
— Неужели Саеунн тоже боится собственной тени? — с недоверием воскликнул Фин-Кединн.
— Нет. Но она, похоже, истратила последние силы, пытаясь лечить людей. Когда мы уходили, она была уже очень плоха, и ей становилось все хуже. Тхулл говорит, что править лесными племенами без Саеунн он точно не сможет. И он прав. Его одного никто и слушать не станет.
— И все-таки им придется его слушаться, — сказал Фин-Кединн. — А мне еще нужно до Горы Духов добраться.
— Но зачем? — Этан с тревогой посмотрел в гущу зарослей; он давно заметил там чей-то неясный силуэт, и этот человек очень старался не попадать в полосу света от жарко горевшего костра.
— Кто это там? — спросил охотник из племени Рябины. — И почему эти люди не выйдут и не назовут свои имена?
Фин-Кединн не ответил. А тот человек в зарослях словно растворился в темноте.
— На что ты надеешься, действуя здесь один? — спросил Этан. — Разве способен человек, даже такой, как ты, Фин-Кединн, в одиночку справиться с этой злодейкой?
— Если мы действительно хотим справиться с Эострой, — сказал вождь племени Ворона, громко и отчетливо произнеся ее имя, — то одной силы тут мало. Тут необходима магия. И мой нынешний помощник знает толк в таких вещах; а также знает, как найти Эостру и как остаться невидимым для нее и созданных ею тварей. А больше я пока ничего тебе сказать не могу.
Этан посмотрел на него в упор:
— Тогда, может быть, хотя бы слова самой Саеунн заставят тебя передумать? Она просила сказать, что никто, кроме тебя, не сможет восстановить порядок и успокоить лесные племена.
— Саеунн была против того, чтобы я уходил, — пожал плечами Фин-Кединн. — Разумеется, она хочет, чтобы я вернулся.
— Она также просила тебя вспомнить о том, что она еще до твоего ухода узнала, гадая по золе. Она утверждает, что человек с блуждающей душой непременно умрет. И никому, даже тебе, его не спасти. Она говорит, что место вождя племени Ворона там, где живые. Она говорит, что ты должен вернуться…
Костер пыхнул, точно плюнул. Охотники ждали, что ответит Фин-Кединн. А человек, прятавшийся в зарослях, следил за охотниками и внимательно прислушивался.
Фин-Кединн встал и широкими шагами двинулся к границе зарослей, где у самого берега озера торчал, точно страж, одинокий валун. Дальние горные вершины казались черными на фоне звездного неба. До них было еще много дней пути. Если он сейчас вернется в Лес, то вряд ли может быть уверен, что его спутник сумеет в одиночку преодолеть столь долгий путь.
Он снова посмотрел в небо, но небо ничего ему не ответило. И Всемирный Дух был где-то далеко, сражаясь с Великим Зубром, а людские беды его совершенно не заботили.
И где-то далеко были Торак и Ренн: одинокие, уязвимые, точно две крохотные искорки в ночи, которые вот-вот погасит этот свирепый ветер.
Фин-Кединн стукнул по валуну кулаком. Долг призывал его вернуться в Лес. Но сердце влекло к Горам.
Ветер вдруг стих; теперь он едва шептал. Но гранитный валун под рукой вождя был по-прежнему тверд.
Фин-Кединн повернулся спиной к ночной темноте и вернулся к костру.
Волк замедлил бег, потом остановился; вокруг была Тьма, насквозь продуваемая ветрами; а до Бесхвостого Брата еще много-много прыжков. Он совершил ошибку. Не надо было ему убегать в эти Горы.
Волк грыз оленью голову возле большого Логова бесхвостых, когда над ним снова стал кружить этот проклятый филин. Волк сразу понял, что его пытаются заманить в ловушку, но не смог совладать с собой и все-таки погнался за филином. Ведь тот унес его волчонка!
Он долго гнался за ним. Свет и Тьма несколько раз сменили друг друга, а потом этот филин взял и исчез. И теперь Волк понятия не имел, где находится. Лапы его проваливались в Белый Мягкий Холод, Горы грозно нависали над ним, ветер приносил запахи белой куропатки и зайца — но запах Большого Бесхвостого Брата уловить Волк так и не смог.
Подняв морду, он отрывисто, призывно пролаял: «Где ты?»
Но в ответ услышал только вой ветра.
Ветер сменил направление, и Волк повернул ему навстречу, надеясь поймать и еще какие-то запахи. И ветер принес некий новый запах, Волку совершенно незнакомый. Это был запах собак, но какой-то необычный. С собаками явно что-то было не так. Но Волк чуял, что это очень крупные и сильные псы, что они хитры и полны ненависти, и когти его напряженно вцепились в землю. Против таких псов у Большого Брата возможности выстоять не больше, чем у новорожденного волчонка.
* * *
День выдался ветреный. Ветер так и стонал в Горловине Тайного Народа. Правда, того странного воя, о котором говорила Ренн, Торак так и не услышал, но стоило упасть камешку, и он невольно вздрагивал.
Время от времени он замечал на скалах и валунах выбитую кем-то спираль. Джуксакай говорил, что этот знак когда-то давным-давно оставили предки его племени, отмечая путь к Священной Горе, хотя теперь уже много зим никто туда ходить и не решается.
Но кто же тогда очистил эти знаки от ледяной корки?
И где все-таки Волк?
Торак старался не думать о том, что псы Эостры способны сделать с его четвероногим братом. Он даже призывно завыть не решался, разве что время от времени мысленно звал Волка.
В некоторых местах снег был таким глубоким, что Торак проваливался по пояс; зато со скал ветер сорвал весь снежный покров, и приходилось карабкаться по голым, скользким камням. Вскоре он совершенно взмок от усилий, но благодаря новой, горной одежде совсем не замерз. Нательная рубаха из кожи гагары с густым и теплым пухом отлично согревала грудь и спину, а под мышками в нее были вшиты куски кожи белой куропатки; на этой коже пух был не такой густой, и она хорошо впитывала пот. Носки, связанные из шерсти мускусного быка, оказались легкими, как паутинка, и невероятно теплыми. Мягкая стелька из сушеного мха, положенная в башмаки, предотвращала возникновение мозолей, а кольца из сыромятной кожи, пришитые к подошвам, позволяли почти не скользить даже на обледенелых камнях.