– Н-нет… То есть да. Где моя сумочка?

Ева подала ей сумку, которая висела на кованом крючке у двери.

– Извините, Ева… – еще раз пробормотала Марианна, выскакивая в коридор.

Рязанцева немного посидела в Кухне-гостиной, любуясь чудесными настенными росписями. Потом ее внимание привлекли приготовленные для праздничного угощения глиняные тарелки, большие горшки, в которых будет вариться желе для якитори, жаровни с древесным углем.

В помещении приятно пахло кайенским перцем и сушеными апельсиновыми корками.

Тем временем госпожа Былинская выбежала за ворота и сразу же попала в объятия нищего.

– Пусти меня! – прошипела она, замахиваясь на попрошайку сумочкой. – Отстань!

В его глазах мелькнуло нечто странное – какая-то осмысленность, сожаление и… тоска. Сегодня он был не похож на себя: от него не разило спиртным, и одежда выглядела чуть почище.

– Где ты живешь? – спросила Марианна, когда он разжал руки. – В подвале?

Нищий кивнул.

Госпожа Былинская вытащила приготовленную заранее купюру, хотя на сей раз оборванец ничего не просил у нее.

– Вот, возьми. Сходи в баню и помойся.

Она мельком взглянула на его руки – они были грязны, но красивой формы, сильные, с крупными запястьями и длинными пальцами. Лицо попрошайки под засаленной панамой с обвисшими полями имело довольно правильные черты; высокий рост и развитые мышцы могли бы сделать его фигуру даже… привлекательной, не болтайся на нем рваные лохмотья. Может быть, это бывший спортсмен, спившийся и выброшенный отовсюду, в том числе и из собственного дома, изгой общества?

Марианна побрела к таксофону. Встреча с нищим пригасила ее порыв, отвлекла от сумбурных мыслей. По дороге она оглянулась. Попрошайка стоял у забора и смотрел ей вслед. Она вспомнила лихого мотоциклиста, первую свою любовь… так и не реализованную.

Уже набирая номер Смирнова, Марианна подумала, что не стоило нестись к уличному автомату сломя голову. Можно было воспользоваться телефоном, установленным в холле или в кабинете Неделиной.

– Алло, – тихо сказала она, услышав в трубке голос сыщика. – Я кое-что вспомнила. Вы не могли бы подъехать?..

Былинская назвала маленький бар, расположенный в соседнем квартале.

* * *

Варвара Несторовна успокоилась. Зловещее предзнаменование не имело пока никаких последствий. Лотос с оторванным лепестком – всего лишь цветок, с которым неаккуратно обошлись.

«У меня чрезмерно разыгралось воображение, – призналась она себе. – Слава богу, это всего лишь мои фантазии».

Празднование трехлетней годовщины открытия салона было назначено на завтра. Неделин вначале категорически отказывался присутствовать, ссылаясь то на занятость, то на плохое самочувствие, но Варвара Несторовна уговорила супруга прийти.

– Если станет невмоготу, уедешь домой, – сказала она. – Муж Сэты Фадеевой тоже будет. Он составит тебе компанию.

– Я его не знаю, – вяло сопротивлялся Иван Данилович.

– Как раз и познакомитесь. Кстати, посмотри, что я приготовила для тебя.

Варвара Несторовна достала из коробки нечто длинное, блестящее, похожее на халат с широкими рукавами, шелковую рубашку и штаны темно-лилового цвета.

– Что это? – удивился Иван Данилович. – Пижама?

– Одеяние восточного владыки! – торжественно произнесла Варвара Несторовна, доставая со дна коробки мягкие туфли с загнутыми кверху носами.

Иван Данилович с ужасом зажмурился. Она что, собирается заставить его напялить эти блестящие маскарадные тряпки?

– Варенька…

– Я тоже надену платье султанши, – не терпящим возражений тоном заявила она. – Мы будем великолепно смотреться вместе.

Неделин поник. Действительность оказалась еще хуже, чем он предполагал. Кажется, отвертеться не удастся. И что у нее за манера – рядить людей шутами гороховыми? Неужели мало того, что они будут торчать ночь напролет вокруг дурацкой лужи с кувшинками, пить саке из глиняных наперстков вместо нормального коньяка и закусывать пресной полусырой рыбой? А вокруг под стук индийских барабанов будут размахивать руками и ногами девицы в немыслимых кимоно!

«Это выше моих сил, – подумал Иван Данилович. – Вырядиться каким-то раджой и до умопомрачения потеть в парчовом халате среди таких же ряженых! Варенька рехнулась. Ее выдумки ни на что не похожи. Она, видите ли, наденет платье султанши! Представляю себе… Боже, как мне все надоело!»

– Я пойду в летнем костюме из хлопка, – сказал Неделин, не глядя на супругу. – Не хочу выглядеть идиотом.

– Это невозможно, Иван, – она грозно сдвинула брови. – Все приглашенные на церемонию должны быть одеты по-восточному. Хочешь, я принесу тебе наряд самурая? С настоящим мечом.

– Варя! – простонал Неделин. – Сжалься! Ну, какой из меня самурай? Ты желаешь превратить нас в посмешище? По-моему, твои праздники… приобретают скандальный оттенок. Почему бы просто не собраться, не посидеть за столом, как все нормальные люди…

– У меня восточный салон, а не вульгарная закусочная! – перебила его Варвара Несторовна. – Нельзя всю духовную культуру сводить к деревенским посиделкам! «Нормальные люди», как ты изволил выразиться, глушат водку ведрами, объедаются до безобразия и, потеряв человеческий облик, сваливаются под столы! Ты это предлагаешь?

– Не утрируй, дорогая. Можно подумать, ты родилась в семье японского императора эпохи Хэйсай, а не в приволжской деревушке Сычуга.

За то время, которое жена занималась салоном «Лотос», Иван Данилович успел поднатореть в восточной терминологии, и теперь это ему пригодилось.

Варвара Несторовна побагровела, не в состоянии вымолвить ни слова. Упоминание о родной деревне подействовало лучше холодного душа. Она застыла как громом пораженная.

Неделин струхнул. Ему еще не приходилось видеть жену в такой ярости. Когда к ней вернулась способность говорить, Варвара Несторовна четко, отделяя каждое слово, произнесла:

– Никогда больше не упоминай об этом, Иван. – Ее глаза сверкали, как очи взбешенной фурии. – Никогда, слышишь?!

Неделин уже пожалел о невзначай вырвавшейся фразе. Черт его дернул за язык! Теперь Варенька неделю будет дуться. Стараясь загладить вину, он взял в руки жесткий тяжелый парчовый халат «восточного владыки», делая вид, что собирается примеривать его.

– Ладно, – вздохнул он. – Придется одну ночь побыть султаном. А как насчет чалмы?

– Головной убор я оставила в кабинете, – делая над собой явное усилие, ответила жена. – Чтобы не повредить перо. Там наденешь.

«Еще и перо! – ужаснулся про себя Неделин. – Господи, дай мне терпения!»

Однако вслух он высказаться не посмел. И только признал внутренне, что обидная для Вареньки фраза вылетела у него не случайно. Он действительно хотел задеть ее, заставить страдать.