Фэнси ощутила, как к ее глазам подступают слезы. Она попыталась встать со стула, но младшая сестра протянула руку и остановила ее.

– Пусть наши сердца навеки останутся так же близки, как сейчас, – произнесла Рейвен.

– Аминь, – хором откликнулись шесть голосов. Фэнси встала.

– Давайте складывать вещи. Пора.

– Добрый день, Тинкер, – поздоровался князь Степан с дворецким и впустил своих подопечных в холл.

– Добрый день, ваша светлость.

Фэнси нервно улыбнулась дворецкому, когда он произнес:

– Добрый день, мисс Фламбо.

Степан обернулся к сестрам.

– Познакомьтесь, это Тинкер, дворецкий вашего отца. – И, показывая на каждую по очереди, назвал их по именам: – Белл, Блисс, Блейз, Серена, София, Рейвен. И, разумеется, Паддлз, пес. Ну, что вы об этом думаете, приятель?

Тинкер поднял брови.

– Думаю, моя жизнь теперь изменится.

Степан подмигнул ему:

– Все лучшее только начинается.

– Двери всегда отпираете вы? – спросила вдруг Блейз.

– Да, мисс.

– А нам это запрещено?

– Вы можете отпирать двери к своему сердцу, – ответил Тинкер. Губы его подозрительно подергивались от этого простодушного вопроса. Но он тут же взял себя в руки. – Их светлости ожидают в гостиной. Прошу вас, пойдемте со мной.

Тинкер шел вверх по лестнице, а следом за ним гуськом, словно утята за матерью, шли сестры. Степан и Фэнси, взявшись за руки, завершали шествие. Охи и ахи сестер при виде роскоши особняка смущали Фэнси.

– Ну как вы, держитесь? – прошептал князь.

– Не думаю, что я сумела бы все это выдержать без вас.

Степан улыбнулся.

– Ваши дочери прибыли, ваша светлость! – объявил дворецкий.

Герцог и герцогиня встали с кушетки у камина. Рядом с ними стояли Роберт Кемпбелл и Рудольф Казанов.

Семейная гостиная Кемпбеллов была теплой и очень уютной. Стены покрашены в кремовый цвет – превосходный фон для картин и портретов. Пол устилал персидский ковер золотых, красных, черных, синих и кремовых оттенков. Повсюду стояли группами диваны, кресла и кушетки приятных цветов, аромат сирени из множества ваз наполнял воздух. Над камином, облицованным белым мрамором, висел портрет нынешней герцогини.

– О, мои ненаглядные девочки! – Герцогиня Инверари кинулась через всю гостиную, чтобы заключить в объятия Белл и проводить ее на кушетку. – Бедная моя, как вы, должно быть, испугались!

Фэнси увидела, что Белл покраснела от смущения. Сестра вовсе не собиралась быть центром внимания. Жаль, что она не написала герцогине записку с советом не обращать внимания на шрам сестры хотя бы в первое время.

Приветливо улыбаясь, герцог Инверари вслед за женой пересек гостиную, чтобы поздороваться с сестрами. Их отец был приятным мужчиной, хотя и довольно жестким, привыкшим к тому, что его приказания выполняются беспрекословно. Однако Фэнси не сомневалась, что ее сестры очень скоро будут чувствовать себя в этой роскоши как дома.

– Вот и Милый Друг, – шепнула Блисс своей двойняшке.

Герцог повернулся к Блисс, поспешно отступившей назад.

– Кто это – милый друг?

– Мы назвали вас Милым Другом, а вашу жену Милочкой, – ответила ему Блейз.

Фэнси глянула на князя. Степан с трудом удерживался, чтобы не засмеяться вслух, у него даже плечи тряслись. В другом конце гостиной сыновья герцога хохотали, не скрываясь. Даже Тинкер издал сдавленный смешок, чем обратил на себя внимание герцога.

– Позаботьтесь об их вещах, – приказал ему герцог.

– Да, ваша… – Тинкер опять фыркнул, – светлость.

Отец с сомнением посмотрел на озадачившую его дочь:

– Это правда, Блейз?

Блейз хватило такта покраснеть.

– Фэнси сказала про вас «ваша светлость», а мы спросили ее, как мы должны будем вас называть. Она не знала, вот мы и решили обращаться к вам «Милый Друг» и «Милочка». – Она ослепительно улыбнулась ему, словно это решало все вопросы и объясняло их дерзость.

– Можете называть меня «папа», когда будете к этому готовы, – объявил он. – А до тех пор зовите меня «сэр» или «ваша светлость». Мою жену зовут Рокси.

– Мне больше нравится Милый Друг и Милочка, – шепнула Серена своей двойняшке.

– И мне тоже, – отозвалась София.

Сыновья герцога снова захохотали, и князь тоже. Даже у герцогини на щеках появились ямочки.

Фэнси и сама едва сдерживалась. Она сочла бы всю ситуацию очень смешной, если бы не столь явное нарушение светских приличий. Что же веселого в том, что сестры не знают, как обращаться к собственному отцу?

Герцог показал на кресла и кушетки, стоявшие у темного камина:

– Давайте присядем.

Фэнси почувствовала, что князь слегка сжал ее руку, подняла на него вопросительный взгляд и слегка качнула головой, показывая, что предпочитает остаться на месте.

Герцог Инверари взял Белл за руку:

– Прости, что не сумел защитить тебя.

– Спасибо за добрые слова, но это не ваша вина.

Герцог похлопал ее по руке.

– Фэнси говорила, что ты любишь работать в саду. Считай мои сады своими – и здесь, и в загородном поместье.

– Спасибо, ваша… сэр… папа.

Герцог кинул взгляд на Фэнси и снова обратился к ее сестре:

– Твое прощение для меня очень важно. Я виноват, что не уделял вам внимания.

– Нас огорчает только, что вы пренебрегали мамой, – сказала Белл.

– Я никогда этого себе не прощу.

Фэнси понимала, что эти слова предназначены скорее для нее. Если бы она могла простить его так же легко, как и сестры! Но они не помнят, как он в тот далекий день в Гайд-парке повернулся к ней спиной…

– А ты, София, художница, да? – спрашивал в это время отец.

Та кивнула.

– Чем же тебя привлекает живопись?

– Разнообразием чувств, – ответила девушка. – Я могу видеть у людей…

– София. – Фэнси призывала сестру к молчанию.

Герцог Инверари переводил взгляд с одной дочери на другую.

– Холст и краски доставят завтра утром.

София улыбнулась, глаза ее заблестели от возбуждения.

– Спасибо, ваша… папа.

– А это Серена?

Лицо девушки было безмятежно.

– Я двойняшка Софии.