— Мне пришлось сказать нашим главным, кого я прячу. Сама понимаешь, если сюда заявятся с облавой, мы должны быть готовы… В общем, они уважают тебя за то, что ты сделала, и согласны помочь. Мы спрячем тебя надежно, так, что никакие сыщики не найдут. Нойару много столетий, здесь от старых домов такие подземелья остались… Но стражники рыть будут серьезно, раз уж теперь знают, что ты в городе. Так что где-то месяц тебе придется посидеть под землей, а там все утихнет, и мы тебя спокойно выведем из Нойара.

— Месяц?! — взвилась я. — Пришельцы не будут столько ждать! Они улетят из Лланкеры, а может, и вообще из нашего мира!

— Тебе сейчас не о пришельцах, а о своей шкуре думать надо. Подруга, за убийство причитается виселица, ты в курсе? Хочешь попасть на небо быстрей пришельцев?

Я машинально отметила, как причудливо сочетаются новые знания с древними суевериями, а потом меня вдруг как окатило холодом: виселица! Нет, я знала, что моя жизнь в опасности, знала уже в тот момент, когда выбрала путь через Лланкерскую провинцию, но только сейчас по-настоящему почувствовала масштаб угрозы. Даже не смерть от кинжала подосланного убийцы, а позорная и мучительная смерть в петле, посреди площади, под насмешливые выкрики толпы, которая, конечно, не упустит такого зрелища — казни крылатой… Но ведь я невиновна! И могу требовать, чтобы меня судили в Йартнарской провинции, а не в Лланкерской, и там меня наверняка оправдают! Вот только науськанные старым Мйоктаном судейские не станут слушать моих законных требований.

— Ладно, — пробормотала я, — в любом случае надо сначала дождаться вестей от Пайве.

В этот момент откуда-то — как мне показалось, с крыши нашего дома — донесся залихватский свист. Для Шайны он был красноречивей любых речей.

— Стражники, — сообщила она, — и много. Уже на нашей улице. Быстро же они сунули нос в Гнилой Угол. Хотя, если ты убежала в этом направлении, почему не поискать здесь? Идем скорее.

Повторять ей не пришлось. Несколько мгновений спустя, набросив на ходу плащ, я уже бежала вслед за Шайной по ведущей вниз крутой лестнице. Когда мы спустились до первого этажа, в наружную дверь загрохотали кулаки, и я судорожно стиснула шпагу, но Шайна, увлекая меня за руку, свернула в узкий коридор, уходивший в глубь дома. Откуда-то доносился запах варящейся еды, но даже на голодный желудок я не могла назвать его аппетитным. Коридор под прямым углом изогнулся вправо — я еще расслышала за спиной шаркающие шаги и ворчание какого-то старика, пошедшего открывать стражникам, — а затем мы нырнули в низкую дверь. Все это происходило в полумраке, и без Шайны я бы, наверное, набила себе шишку, даже если бы знала, куда бежать. Стражникам, входящим с залитой солнцем улицы, темнота должна была казаться совершенно непроглядной. Впрочем, у них наверняка были факелы.

Мы оказались в каморке, принадлежавшей, судя по всему, ветхой старухе; хозяйка комнаты лежала на когда-то роскошной, но ныне рассохшейся и лишившейся спинки кровати, уставившись в икону на потолке и готовясь, похоже, навеки покинуть сию скорбную юдоль. В комнате чувствовался явственный запах застарелой мочи. Однако одного знака, поданного Шайной, оказалось достаточно, чтобы свершилось чудо выздоровления: старушка весьма резво вскочила на ноги и помогла нам отодвинуть кровать, под которой скрывался люк. Шайна потянула за кольцо; из открывшейся квадратной дыры повеяло сыростью и холодом.

Старушка протянула Шайне лучину, зажженную от светильника, и мы стали спускаться во мрак подвала.

— Помоги закрыть люк, — велела мне Шайна, не оборачиваясь.

Я, стоя на лестнице, подняла руки и приняла на них тяжелую крышку, плавно опустив ее. Сверху послышался глухой скребущий звук — старуха в одиночку двигала свое ложе на место. Впрочем, подумала я, она, должно быть, такая же старая, как и больная.

Лучина почти не давала света, к тому же я чуть не грохнулась, зацепившись шпагой за ступеньки. Шайна только цыкнула на меня, уверенно ступая по невидимой во тьме узкой лестнице, прилепившейся к стене. Наконец, спустившись на добрый десяток локтей, мы достигли пола.

— Здесь скользко, — предупредила моя спутница. Действительно, пол был покрыт наледью, и вообще холод стоял не меньший, чем на улице.

— Это и есть древние подземелья? — спросила я, почему-то переходя на шепот.

— Нет, это обычный подвал. Спуск в подземелья дальше. Где-то здесь должны быть факелы…

Мы практически на ощупь добрались до другой стены и двинулись вдоль нее, пока Шайна не наткнулась на большой сундук. Колеблющийся свет лучины выхватил из мрака пыльный ржавый замок, не открывавшийся уже, должно быть, много десятилетий. Но Шайна не стала воевать с замком, а ковырнула какой-то гвоздик на задней стенке, и та откинулась. В сундуке, сбереженные от сырости, лежали факелы и свернутая веревочная лестница. Шайна зажгла два факела и протянула мне один из них. Стало светлее.

— Туда, — она указала на проход в другую часть подвала. Пройдя под массивными полукруглыми сводами, с которых неритмично капала вода, мы оказались в закутке, заваленном всяким хламом — старой поломанной мебелью, пустыми винными бочками и полусгнившим тряпьем. Шайна прошла в угол и сдвинула в сторону здоровенную, почти в мой рост, бочку. Под бочкой оказались какие-то доски, на первый взгляд ничем не отличавшиеся от барахла вокруг. Но Шайна подняла их, и под ними оказалась пустота.

У края провала были вбиты два железных костыля. К ним моя провожатая привязала веревочную лестницу.

— Дальше ты одна, — сообщила она мне. — Лезь, не бойся, а потом я сброшу тебе факел. И не уходи там далеко, можно заблудиться.

— Если эти подземелья такие большие, может, по ним можно выбраться из города? — заинтересовалась я.

— Нет, — покачала головой Шайна. — В древности город был не таким большим, как сейчас. Подземелья нигде не выходят за нынешнюю стену.

Спускаться по раскачивающейся веревочной лестнице куда-то в непроглядный ледяной мрак — занятие не из приятных, доложу я вам.

Вдобавок в голову упорно лезли дурацкие мысли, что лестница может оборваться или костыль выскочить. И вот, в очередной раз опуская ногу в поисках следующей перекладины, я нащупала лишь пустоту. Я осторожно опустилась еще ниже, и моя нога коснулась твердой поверхности. Это был пол подземелья.

— Я внизу! — крикнула я, задирая голову.

— Поберегись, кидаю факел! — ответила Шайна. Горящий факел, пару раз кувырнувшись в воздухе и оставляя за собой след из редких искр, ударился об пол недалеко от меня. Я подхватила его, пока он не успел погаснуть.

Я находилась в большом куполообразном помещении; дыра, через которую я сюда проникла, была проделана в верхней точке купола, где-то в дюжине локтей у меня над головой. Кое-где на внутренней поверхности купола еще сохранились остатки штукатурки, но в основном она давно осыпалась; ее куски вместе с вывалившимися из кладки кирпичами валялись на грязном полу. Не ровен час, такой кирпич может свалиться и мне на голову…