Будут многие там сражены беспощадным мечом

(Только кровь придает завершенность отточенной стали).

Ты следишь сквозь замерзшие слезы за звездным лучом,

Наблюдая процесс преломления света в кристалле.

Средь унылых болот, в лабиринтах безжизненных скал

И обросших утесов, нависших угрюмо и грозно,

Ты счет дням потеряешь, забудешь о том, что искал,

И свой путь проклянешь, но назад поворачивать поздно.

Те, кто вел вас к вершинам, растаяли в утренней мгле,

То ли умерли, то ли ушли, то ли просто устали…

Вы бредете по высохшей, древней, как скука, земле,

Наблюдая процесс преломления света в кристалле.

Ты состаришься в этом походе, сводящем с ума,

Но дойдешь до конца и признаешь дорогу напрасной:

Жизнь есть плесень и грязь, только холод и звездная тьма

Были целью твоей, совершенной и вечно прекрасной.

Ты дойдешь и увидишь, что ты совершенно один,

Те, что спереди, канули в ночь, те, что сзади, отстали,

И останешься вечно стоять средь мерцающих льдин,

Наблюдая процесс преломления света в кристалле…

— Здорово, — восхитилась Шайна. — Сама сочинила?

— Нет, — улыбнулась я, — это Йатнакир, он жил двести лет назад.

— Надо же. Вот ведь сколько всякие богачи и аристократы ни пыжатся, а помнят спустя столетия все равно не их, а таких, как Йатнакир.

— Он был граф, — возразила я, — его настоящая фамилия тар Йирон-Вйатнолле. И он не знал недостатка в деньгах. Хотя помнят его действительно не за это.

— Справедливости нет и не может быть, — пробурчала Шайна. — Ладно, пойду. Завтра вставать рано.

Я уже выспалась и потому полночи ворочалась на соломе или ходила взад-вперед, стараясь согреться. Наконец, стоило мне прилечь на минуту, как мне показалось, прикрыть глаза, как Шайна растолкала меня. Взбираясь по лестнице следом за ней, я обратила внимание, что на ногах у Шайны вместо башмаков сапоги — изношенные и замызганные до крайности, явно большего, чем надо, размера, но, очевидно, наилучшим образом подходящие для путешествия по трубе. А мне придется пачкать свои славные сапожки из лучшей тайуловой кожи…

Мы поднялись из древних подземелий в обычные подвалы Гнилого Угла, прошли под низкими мокрыми сводами, нырнули в какую-то каменную кишку, а из нее, отодвинув тяжелый дощатый щит, в земляной ход, укрепленный досками и криво торчащими деревянными подпорками. Этот ненадежный коридор вывел нас в другой подземный туннель, и по донесшемуся спереди сырому зловонию я поняла, что мы близки к цели.

Труба представляла собой круглый, выложенный кирпичом туннель диаметром около десяти локтей; по дну его, покрытому толстым слоем бурого льда, текла вонючая жижа (пока еще действительно не слишком широким ручьем, так что в основном можно было идти рядом, не пачкая ног), а наверху через неравные промежутки виднелись отверстия стоков — в большинстве своем круглые, расположенные по бокам, но некоторые, квадратные, вертикально сверху — эти вели в трубу прямиком из уличных сточных канав, и через них проникал серый предутренний свет, полосатый от решеток. Куда существеннее, впрочем, было то, что из стоков текло, сочилось или капало, причем время от времени оно выплескивалось внезапно, когда где-то наверху кто-то опорожнял ведро помоев. Приходилось проявлять чудеса ловкости, уворачиваясь от летящих брызг.

По мере продвижения к окраине нечистот под ногами становилось все больше; мне пришлось подобрать полы плаща и дышать через рот из-за невыносимой вони. Вдобавок ко всему потолок туннеля начал понижаться, что отнюдь не добавляло уюта. Но вот наконец впереди забрезжил свет, показавшийся ослепительно ярким после мрака трубы.

Выход перегораживали толстые вертикальные прутья, которые казались намертво вмурованными в пол и потолок, не достигавший здесь и пяти локтей в высоту. Однако Шайна спокойно ухватилась за четвертый и пятый прутья слева и потянула их на себя. С хрустом и скрежетом их верхние концы повернулись в щелях между камнями, а нижние, подпиленные, вынырнули из бурой жижи. Мы протиснулись боком в образовавшуюся щель и оказались на крутом склоне оврага, куда стекали городские нечистоты.

Я поспешно отошла в сторону, и там, где легкие наконец наполнились чистым воздухом, долго возила ногами по глубокому ноздреватому снегу, очищая сапоги. Шайна некоторое время с усмешкой наблюдала за этим, а потом потеряла терпение:

— Ладно, идем. Парень нас небось уже заждался, а ему тоже негоже маячить с тйорлом под стенами…

Увязая в снегу, мы прошли дальше по склону, оставаясь невидимыми для дозорных на башнях, и, лишь добравшись почти до начала оврага, влезли наверх. Город был в четверти мили от нас; длинная тень внешней стены тянулась наискосок в нашу сторону. Небольшой пригорок, поросший кустарником, и здесь прикрывал от глаз стражи условленное место встречи.

Однако на этом месте никого не было.

— Странно… — пробормотала сквозь зубы Шайна, оглядываясь по сторонам, затем осматривая ровный, не истоптанный следами снег.

— Наверное, еще не успел, — пожала плечами я, хотя на душе у меня сразу же заскулили твурки.

— Ворота уже открыты, — возразила Шайна, выглядывая из-за пригорка и всматриваясь.

И в этот момент из ворот вылетели кавалеристы. Они мчались во весь опор, и их было не меньше трех десятков. Практически сразу они развернулись в цепь — правый фланг продолжал скакать по дороге, а остальные, вспарывая снежную целину, россыпью устремились к оврагу.

— Поганый йитл! — в бешенстве воскликнула Шайна. — Он нас заложил!

Да, это вам не романтические песни о «воровской чести». Тысяча йонков больше ста, арифметика тут нехитрая…

— Бежим обратно! — Я схватила Шайну за руку. — Тйорлам не спуститься по склону!

— Им и не нужно, — покачала головой Шайна. — Нас перестреляют сверху, мы не успеем добежать до трубы. — Она в отчаянии закусила губу, затем вдруг метнулась в другую сторону. — В обход!

Я поняла ее мысль — оставить овраг между нами и всадниками, обежав оставшуюся его часть. Вот только делать это на глазах у врагов не стоило, и я снова дернула Шайну вниз. Описав кривую по склонам, мы, тяжело дыша, вскарабкались на противоположный край оврага.

Большинство кавалеристов и впрямь решили, что мы надеемся вновь укрыться в трубе, и мчались туда; теперь им пришлось бы сделать приличный крюк, скача в обход. Но командир отряда, как видно, учел все варианты, и правофланговые всадники, напротив, неслись к началу оврага; никаких шансов убежать от них на своих двоих да еще по рыхлому снегу, конечно, не было. Впереди, значительно опережая остальных, скакал офицер на великолепном черном тйорле, которого мне трудно было не узнать. «Йарре! — подумала я в ярости. — Неужели и ты меня предал?!»