Когда он ступил в храм, сердце кольнуло. Вспомнился племянник, подобно молодым муромскому и ростовскому князьям безропотно встретивший свой последний час от русских же неправедных ворогов. Иван помолился на иконную стену, погладил посеревший от двух столетий пористый известняк, прочитал несколько надписей, процарапанных на камнях прихожанами. Отчего-то не хотелось ехать обратно. Словно что-то пыталось удержать старого человека…

Широко перекрестившись, Иван резко повернулся и вышел на каменные ступени.

Когда завиднелись суздальские ворота, боярин натянул поводья и поднял правую руку вверх. Переезжая мост через Каменку, в город втягивался довольно длинный верхоконный поезд. Тускло блестели запыленные брони дружинников, алели овальные щиты, горели насадки копий, притороченных к седлам. Немного приотстав, чтобы поднятая пыль отнеслась в сторону, ехал еще один отряд. Конский бунчук во главе, низкие лохматые лошадки и характерные меховые шапки не оставляли сомнений, что это были татары. Спустя несколько минут все конные скрылись за городскими стенами.

– Кто это, Федорович? – испуганно-напряженно вопросил один из дружинников.

– Боюсь, княжий сынок из Орды возвернулся, Васька Кирдяпа. А раз с татарами, то вместе с ним и баскак Азизов пожаловал. Ярлык они Дмитрию Суздальскому привезли, братцы!

– А как же там теперь наши?!

Иван обернулся. На лицах еще молодых воев застыл испуг.

– С нашими может и плохо приключиться, – медленно выдавил из себя боярин. – Я Ваську знаю, бешеный он! Мечтает сам когда-нибудь великим князем стать, ради этого и через кровь переступит. Лишь бы отец ему этого не дозволил…

Он надолго замолчал, до боли закусив нижнюю губу.

– Дорогу на Владимир и Юрьев знаете? – вопросил он, не поворачивая головы.

– Пошто?

– По то, что тебе, Овдоким, до двора митрополита Алексия предстоит, возможно, правиться, а тебе, Сергий, до Юрьевского князя. Сейчас я на княжий двор отправлюсь вослед этим новым гостям. Коли вскоре обратно не явлюсь и знак не подам, скачите что есть мочи, куда я указал. В обоих местах скажете людям князя нашего и митрополита одно: Кирдяпа из Орды возвернулся, ярлык отцу привез. Наших всех в железа поковал али, еще хуже, жизни лишил. Далее уж пусть батюшка Алексий мыслит, как быть!

– Ты ж голову там сложить можешь, Федорович!! – почти выкрикнул Овдоким. – Пожди с нами, а потом вместе коней во Владимир и направим!

– Ты не подумал, что там может все помирному разрешиться? – резко оборвал его Иван. – Тогда что? Возжелает Дмитрий Константиныч добровольно под Москву передаться, как вдруг прослышит, что рати на его удел идут?! На чью совесть кровь пролитую возложить тогда прикажешь?

Не дождавшись ответа, Иван грустно усмехнулся:

– Все, порешили! И еще одна вам просьба будет, братцы, последняя! Не знаю, как уж вас там в стольном граде и Юрьеве примут, а токмо гоните-ка вы своих коней бережно до самой Москвы и передайте мои слова самому великому князю либо тысяцкому! Коли окажемся мы тута в железах, нам токмо ратная подмога поможет. Да скажите Василию Васильевичу, что татар в Суздаль прибыло мало, не более сотни. Это только охрана при посланце Азизовом.

И, увидев новый вопрос в глазах молодого ратника, пресек его:

– Ты поедешь в град вместо меня, Овдоким? Чтобы увидеть, как с боярами Вельяминовыми обходятся, какую им честь воздали? Нет? Тогда делай, что я тебе приказал, и помни: вернусь живой – за непослушание либо леность голову с плеч сам снесу! Все, ребятки, поехал я, а вы покуда в кусты слегка отступите. Коли махну над головою исподней рубашкой – все хорошо. Коли иным чем – в полоне мы все оказалися.

Иван истово перекрестился и не спеша тронул своего верного вороного спутника.

Чем ближе были ворота, тем сильнее хотелось повернуть назад. Распахнутые створки казались жирными губами жадного рта, желающего как можно скорее всосать свою новую добычу. Одна из половин ворот колыхалась туда-сюда по ветру, издавая пронзительные душещипательные стоны. Сын Федоров вновь перекрестился и толкнул коня пятками под брюхо.

По дороге к княжьему двору ему почти не встретилось горожан. Видимо, наученные горьким опытом, при виде татар жители Суздаля попрятались по домам, закрыв калитки на засовы. Дубовые, окованные полосами железа ворота к терему князя Дмитрия оказались распахнуты и без охраны, и уже одного взгляда Ивану хватило, чтобы понять, что за ними творилось непотребное!

Московские дружинники покорно стояли, бросив к ногам оружие. Молодой Иван Вельяминов отбивался саблей от нескольких суздальских ратных, железным ежом копий прижавших его к амбару и пытавшихся неумело накинуть арканы. Тимофей Васильевич что-то кричал, отпихивая вяжущих его гридней. Несколько пеших и конных равнодушно наблюдали за происходящим со стороны.

Поняв, что иной возможности не будет, Иван вернулся к городской стене, несколько раз взмахнул узкой полоской сабли, а затем повелевающе указал ею на мост через Каменку. С облегчением увидел, что двое конных тронулись с опушки леска в указанном направлении, дождался, пока они не скроются из вида, и вновь повернул коня внутрь суздальского Кремника.

К моменту его возвращения замятня на княжьем дворе прекратилась. Князь Дмитрий стоял рядом с сыном Василием, оживленно что-то с ним обсуждая. Татары вязали коней к коновязи, гортанно переговариваясь и зазывно окликая девок, снующих туда-сюда. На Ивана никто сразу не обратил внимания.

– Добрый день, княже!! – первым подал голос московский боярин.

Он повел глазами по сторонам и вдруг увидел сарайского знакомого. Татарский нойон Серкан-бей, с коим доводилось встречаться еще в ордынской столице, с интересом наблюдал за новым действующим лицом.

– О! – воскликнул Василий Кирдяпа. – Остатняя птичка сама в клетку залетела! А ну, братцы, тащите его ко всем остатним!

– Князь, ты не отменишь этого приказа?! – громко крикнул Иван.

Дмитрий явно замялся. Его обычная двуликость и нерешительность проявились здесь более чем наяву. Сын вновь взял инициативу в свои руки:

– В железа его, я сказал!!! Отец, очнись, ты уже снова великий князь!! В твоей воле жизни этих московских холуев!!

Прежде чем ратники Василия достигли его, Иван успел крикнуть:

– Серкан-бей!! На твоих глазах те, кому ты привез ярлык, надругались над одним из главных заветов великого Чингисххана!! ПОСОЛ НЕПРИКАСАЕМ!!! Ты хочешь, чтобы степь узнала, что хан Азиз этот завет не чтит?

– Вы завтра же будете кормить псов на заднем дворе, и об этом никто не узнает! – озлобленно огрызнулся Василий.

– Он ошибается, Серкан-бей! Честью своей клянусь! Четверо моих слуг по разным дорогам спешат довести эту весть до великого князя Владимирского! Если наши головы останутся на корм собакам князя Дмитрия, коему не благоволит сам Мамай, – хорошо ли это будет для Азиза?!

Иван выкрикивал все это на татарском, справедливо полагая, что люди Василия могут впоследствии исказить перевод его слов. По осуровевшему лицу нойона он понял, что усилия были не напрасны.