Как бы оно ни было, но наше чудо было очень даже материальным и сейчас вышагивало рядом со Скопой. Серьезное такое чудо, за два метра ростом, за двести килограммов весом, сопряженное из тугих клубков мышц и механических конструкций, чуть лязгающее при ходьбе правым тазобедренным механизмом. С головы до ног обряженное в странную, ни разу не виданную мною броню из композита и толстого слоя пластиковой кольчужной сетки и кевлара. С шестиствольной авиационной пушкой справа, большим коробом для ленты на спине и с металлической цепью, росшей из левой верхней конечности, увенчанной массивным крюком. Ну, вы поняли, да?.. Правильно, самый что ни на есть настоящий, реальный и осязаемый голем, да еще какой…

Сам Крюк, самый первый из всех механических здоровяков Района, живое воплощение царящего в нем биологического безумия, старожил и ветеран, сумевший сохранить в себе все, что должно быть человеческого в каждом из нас. До невозможности сильный, очень рассудительный и безумно храбрый, живое воплощение детской мечты о добром и непобедимом друге. Я сталкивался с ним раньше, когда он спас мне жизнь, уничтожив двух урсусов, решивших поиграть со мной в догонялки с летальным финалом. Встречался еще пару раз и мог засвидетельствовать, что Крюк был намного адекватнее некоторых личностей с Большой земли, занимающих очень высокие должности в администрации Района. И сейчас это полуживое-полумеханическое чудо снова спасло мою жизнь и, за что я его должник до гроба, жизнь сестренки.

Он шел рядом с нами, не так давно разогнав и уничтожив «серых», грозный и хмурый, что-то чуть ворчащий себе под нос. И лишь спустя какое-то время я понял, чего мне не хватает в нем. Не было странного вида «упряжи», которой он был перепоясан все прошлые наши с ним встречи, и его постоянного напарника, безногого парня, которого он звал Мироном. Не мое дело, и интересоваться не буду, но почему мне кажется, что этот гигант в последний раз, когда я его видел, был не таким… опустевшим, что ли? Кто знает, кто знает…

– О, брат, смотри! – Скопа ткнула пальцем в сторону гаража с распахнутыми воротами. – А вон и наш хлебобулочный друг, стоит и курит.

Да ладно, чтобы Сдобный снова закурил? Что же такое могло произойти, пока мы отстреливались от «пуритан» и готовились к торжественному и героическому переходу на тот свет, чтобы он начал дымить, наплевав на свое драгоценное здоровье?

– Эй, бледнолицый, ты рухнул с дуба?

Сдобный недоуменно уставился на меня.

– Что тебя заставило употреблять эту бестраву, о самая крутая плюшка в Районе?

– Тебя контузило, что ли, Ван Дейк недоделанный? – хохотнул напарник. – И хрена ли вы так долго, вообще? И что за оживший пылесос в военном апгрейде притащили с собой? Это же голем, где вы его нашли?

– Кому голем, – проворчала гора металла и плоти, недовольно зыркнув на Сдобного, – а кому и Крюк. Вопросы есть?

– Вопросов больше не имею. – Сдобный перестал склабиться во все передние зубы. – Приношу извинения, искуплю и исправлюсь, гарантированно.

– То-то же. – Голем хмыкнул. – А то никакой, понимаешь, субординации и уважения к возрасту. Куда идти?

Сдобный ошарашенно уставился на него. Ну, а что, вполне его понимаю. Как себя еще вести, когда такая громада собирается лезть под землю? Удивишься, волей или неволей.

– Вообще вот сюда, конечно, но ты как думаешь туда влезть?

– Да уж влезу как-нибудь, – проворчал Крюк.

Вот черт, да что же у него случилось, если каждое слово он просто выдавливает из себя? Он, помнится, всегда был не очень жизнерадостным, но ворчал не так много и не так мрачно.

– Только осторожнее, там потолок низкий… – сказал Сдобный в широченную спину и добавил чуть позже: – Еще и кабели всякие торчат из стен. Ох ты, епт, не успел.

В коридоре, который был виден в проеме пола гаража, наклонно уходящем вниз, раздался скрежет, треск и новый поток ворчания, правда, без мата. Мы помогли Сдобному закрыть ворота, и начали спускаться. Пологий пандус вел не в самый высокий проем. Коридор заканчивался металлическим люком с закрутками и толстой дверью с кодовым замком за ним. Крюк, выдравший по пути толстый кабель из нескольких жгутов, скрытых за стальной оплеткой, уже пролез дальше. Он наконец-то выпрямился и топал впереди, позвякивая на ходу чем-то.

– Круто, брат. – Скопа удивленно присвистнула. – И что, интересно, заставило тебя этакое вот искать?

– Нужда и странное ощущение, что такая вот хрень может стать просто необходимой. – Сдобный закрыл люк, закрутив механический ворот. Защелкнул дверь, набрав неуловимую комбинацию цифр, и пошел дальше. – Хочешь, верь, Скопа, хочешь, нет, но именно так все оно и было. Проснулся как-то раз утром и понял, что надо вот такую штуку себе найти. Да так, чтобы никто из местных не считал, что они здесь при чем-то. А потом, не поверишь, пришел бродяга один, с той стороны, из Черкасс, и принес мне карту и письмо от одного Измененного, которого вы знаете. И варианта не поверить ему у меня не было, слишком уж он был убедителен при встрече.

О, как… Удивил, брат, удивил, ничего не скажешь. Почему-то подозреваю, что речь идет о нашем с сестрой знакомце, у которого глаза глубокого черного цвета, спасшего ее год назад. Если это Танат, то Сдобного сложно не понять. Измененный был очень убедителен, когда говорил со мной на веранде, и сейчас, вспоминая тот разговор, понимаю, что все было сказано не просто так. Вот она и ситуация, в которой мы, можно так сказать, потребовались Радостному, если верить в то, что где-то в Районе еще осталась частичка нашего города, того самого доброго и родного, в котором мы выросли.

Посмотрим, как оно дальше повернется, но хотелось бы верить, что сразу двое Измененных, имеющих здесь немалый вес, – на нашей стороне. Тогда про успех можно думать без скрещенных пальцев на руках и мыслей о том, что шансов у нас всего десять из ста.

Впереди показалось ярко освещенное помещение, в которое нырнул невозмутимый голем, так и не подождавший нас. Мы прошли следом, оказавшись в чем-то, напоминающем и комнату хранения оружия, и место для отдыха целой караульной смены, и продовольственный склад. Во всяком случае, здесь присутствовали разложенные армейские кровати, ящики с патронами и прочими боеприпасами, а также жратва в большом количестве и ассортименте. Вот такая вот пещера Аладдина, которого зовут Сдобный.

А прямо посреди этой сокровищницы и безопасного места одновременно, скрестив на груди руки, стоял тот самый тип, которого мы с сестрой и ждали увидеть. Танат, высокий, худой, как обычно, смотрел на нас с непонятной улыбкой.

– Добрый вечер, Скопа. Здравствуй, Пикассо. – Он никогда не протягивал ладонь для рукопожатия, и почему-то я был только рад этому. Измененный, конечно, сделал для нас с сестрой очень много, если не сказать – бесконечно и безгранично много. Но было в нем что-то, что вызывало очень странное ощущение, от которого становилось не по себе. Как будто ты шмякнулся в яму, полную злющих и донельзя голодных вурдалаков, и из оружия у тебя только саперная лопатка. Вопросов-то нет, лопаткой можно и за жизнь побиться, особенно если заточена хорошо, но один хрен – не выберешься ты из этой самой ямы. Так и с ним – смотришь и не понимаешь, почему при взгляде на этого с виду совсем нестрашного, если не считать глаз, высокого мужчину пробирает оторопь.