— Ну зачем тебе это, а? — досадливо поморщился Арнольд. — Сколько тебе — семнадцать? Восемнадцать? А уже секретарь в магистрате! Да с твоими способностями я бы еще лет десять назад бургомистром стал. И мать, о матери ты подумал? Я ж ее знаю — она твоей смерти не переживет!

Паренек только втянул голову в плечи и, ухватившись за борт телеги, молча шлепал по лужам. Разговор с матерью вышел не из легких, и вспоминать о нем не хотелось.

— Карл, — позвал дядя. — Ну зачем тебе это, а?

— Долг каждого мужчины защищать родину и истинную веру…

— Тю-у-у! — только и всплеснул руками Арнольд Вадер. — Ты эти сказки для девочек оставь. Долг каждого мужчины, понимаешь…

— Но если Ланс захватит Нильмару, мы лишимся выхода к морю! — начал горячиться, явно накручивая себя, паренек. — И Пакт…

— К бесам Пакт! — выругался помощник бургомистра. — Лично от тебя в этом деле не зависит ничего!

— Но без Пакта нас раздавят поодиночке! — запротестовал Карл.

— Поверь мне, сынок, с Пактом тоже, — невесело улыбнулся дядя. — Что еще придумаешь?

— Да какая, к бесам, разница, где воевать?! — вспылил парень. — В Нильмаре хоть крепостные стены есть!

— Считаешь, получится за ними отсидеться? — задумался Арнольд. — Не уверен…

— Почему? Взять город непросто, припасы можно с моря подвозить…

— Если еретики перекидывают войска к границе с Нильмарой, значит, война — дело решенное. И закончить ее Лансу надо, кровь из носу, прежде чем Норвейм соберется половить рыбку в мутной воде. Я тебе так скажу: Вельм сто лет никому не сдался, а вот Нильмара — другое дело…

— Порт?

— А то ж! Еретикам нужен порт, и еретики его получат.

— Вас, дядя, послушать, — фыркнул Карл, — лучше сразу сдаться…

— Во всяком случае, не рваться на войну из-за смазливого личика, — не остался в долгу помощник бургомистра.

— Но я…

— Записался в добровольцы лишь потому, что в ополченцы забрали старшего брата Эльзы, — уставился на племянника Арнольд. — Так?

— При чем здесь это?!

— При том, что у нее еще ветер в голове гуляет! Секретарь магистрата, видите ли, ей не пара! Все принца на белом коне ждет! А ты не подумал, что никому ничего своим поступком не докажешь? Просто поломаешь собственную жизнь — и все?!

— Она обещала меня дождаться, — уставился себе под ноги паренек.

— А-а-а, — только и махнул рукой дядька. — Твоя жизнь, тебе решать. Не пожалей потом только. Не пожалей.

— Не пожалею, — решительно заявил Карл, но по спине у него побежали мурашки. От ночной прохладцы, должно быть…

II

В разбитый на самой границе с Омелем лагерь ополченцы из Мерна прибыли уже в потемках. Дождь к этому времени давно стих, но промокшие ботинки натерли Карлу ноги и при первой же возможности он уселся на сброшенный на сырую траву заплечный мешок. За день пути парень вымотался просто жутко, от голода сводило живот, да только сил подняться и отправиться за причитающимися харчами на другой конец лагеря уже не оставалось. Вместо этого Карл сжевал припасенный в дорогу сухарь, забрался в шатер и, укутавшись в сыроватое одеяло, забылся беспокойным сном.

Утром лучше не стало. Утром стало только хуже. Ступни распухли, ноги не сгибались, спину ломило. Приготовленный армейскими поварами завтрак оказался несъедобен, а слонявшиеся по лагерю ополченцы — на редкость отталкивающими типами. Все верно: Вельм был не настолько велик, чтобы отправлять на помощь Нильмаре регулярные войска. Четыре-пять сотен набранных из непонятного сброда ополченцев — вот, пожалуй, и все, чем княжество могло помочь своему закатному соседу.

С отвращением проглотив несколько ложек остывшего варева, Карл уселся на ошкуренное бревно и принялся наблюдать за начавшейся в лагере суетой. Ни с кем из земляков близко сойтись он не успел, дядя непонятно куда запропастился с самого утра, так что паренек закутался в плащ и незаметно для себя задремал.

Толком отдохнуть, впрочем, ему не удалось — вскоре у кого-то из офицеров дошли руки до прибывшего поздним вечером отряда, и ополченцев Мерна передали под начало одного из сержантов. Так что уже буквально через четверть часа Карл Вадер стал обладателем тяжеленного копья, длинного ножа, открытого шлема с истрепавшимся ремешком да обшитой железными бляхами кожаной куртки.

— Эй, малый, — оглядев выстроенных в неровную шеренгу ополченцев, окликнул паренька сержант, — ты, говорят, грамоте обучен?

— Ну? — насторожился Карл и моментально заработал подзатыльник. Великоватый шлем съехал на глаза, но парень не обратил внимания на раздавшиеся смешки и поспешил исправить собственный промах: — Да, господин сержант!

— Так-то лучше, — кивнул служивый и сунул ему в руки какой-то листок. — Давай, писарь, проводи перекличку…

Пробежаться по списку оказалось минутным делом, хотя, будь известны Карлу планы сержанта, он бы, несомненно, постарался потянуть время. Пусть и получил бы нагоняй, но лучше отделаться подзатыльником, чем оставшуюся часть дня маршировать с тяжеленным копьем наперевес.

Да, по плану на сегодня у сержанта была муштра. Построиться в шеренги, выставить копья. Убрать копья, повернуться, выставить копья. Пройти строем, развернуться, выставить копья. И так — до самого вечера…

Элементарная задача для одного человека превращалась в сущую муку при попытке проделать это одновременно всем отрядом. Да и частенько пускавший в ход дубинку сержант не столько объяснял премудрости строевой науки, сколько вколачивал в ополченцев привычку повиноваться командам без единого вопроса и малейшей заминки.

Ветеран не без основания полагал, что настоящих бойцов из присланного городами сброда не сделать, и главное для них — суметь выйти на поле боя и выполнить одну-единственную команду. Одну — потому как вряд ли кто из них доживет до второй…

Карл по мере сил гнал из головы зарождающиеся сомнения, но с каждым нагоняем, с каждым ударом сержантской дубинки в нем крепла уверенность, что добром все это не кончится. Впрочем, на душевные терзания времени не оставалось — тяжеленное копье так и норовило вывалиться из уставших от непривычной нагрузки рук, поясницу ломило, а одежда давно промокла от пота.

Единственное, что парню оставалось, — это вспоминать совет дяди: «Не пожалей». Совет был хорош, но помогал не лучшим образом. Не жалеть себя не получалось. К счастью, пока получалось цепляться за спасительную мысль, что он поступил как настоящий мужчина…

Несколько раз сержант давал ополченцам перевести дух — в основном с целью объяснить самым непонятливым, что они теперь в армии, — и повалившиеся на землю парни пытались хоть немного прийти в себя. У кого-то еще находились силы шутить, кто-то вымотался не меньше Карла, который с ужасом понимал: в следующий раз подняться с земли может просто не получиться. На его счастье, заслышавший удар гонга сержант распорядился устроить перерыв на обед, и в голос проклинавшие все на свете ополченцы потянулись к полевой кухне.