— Лоникера семпервиренс, — объявила я.

Мужчины уставились на меня с недоумением.

— Жимолость на латыни, — пояснила я, указывая на рекламу.

Они запрокинули головы, чтобы разглядеть щит.

— Поразительно, сколько людей начали страдать подагрой, как только запретили алкоголь, — пробормотал Джордж.

— И правда. — Скотт демонстративно потер локоть. — Наверное, мне понадобится лекарство еще до конца вечера.

Я думала, мы сразу пройдем внутрь, но Джордж хотел дождаться каких-то своих друзей, так что мы остановились на углу у входа и стали смотреть на текущие мимо реки туристов. Каждый раз, когда открывалась дверь, в вечерний воздух врывалась музыка. Я притопывала в ритме джазовой композиции и лишь вполуха слушала своих спутников, которые обсуждали Гаити и кого-то по имени Юджин О’Нил — наверное, драматурга, решила я, и перестала обращать внимания на разговор.

В Нью-Йорке есть на что отвлечься — особенно на Таймс-сквер. Автомобили, трамваи, люди, как и наше трио, одетые с иголочки для своего пятничного выхода. Мужчины в котелках, как у Натана, и плоских шляпах, как у Скотта, в цилиндрах — настоящие денди, и несколько парней, которые пытались ухватить уходящее лето, надев соломенные шляпы и льняные кепи. На их спутницах можно было увидеть самые разнообразные вечерние наряды — от старомодных юбок колокольчиком, при виде которых мне сразу вспоминалась мама, до шелковых костюмов, вроде тех, что я видела в бутиках, стильных блуз с длинным рукавом и юбок, отороченных тюлем, атласом или кружевом. Но платья, подобного моему, не было ни у кого. Продавщица оказалась права — я задавала новую моду.

Я как раз собиралась спросить Скотта, что за сюрприз он мне подготовил, когда раздался возглас:

— Джордж!

Мы все обернулись и увидели высокую, фигуристую девушку, совсем молоденькую, с самыми платиновыми волосами, какие я когда-либо видела.

«Крашеная», — без всякого неодобрения подумала я.

Рядом с ней стояла еще одна девушка, лишь немного менее светловолосая и привлекательная. На обеих были бархатные платья с глубоким вырезом — одно гранатово-красное, другое изумрудно-зеленое — и шляпки в тон, украшенные перьями. Несомненно, сестры, возможно, даже близняшки. Их фигуры созданы для кордебалета. Наверняка и характеры подходящие.

— Добрый вечер, дамы, — обратился Джордж. — Вы сегодня невероятно хороши собой.

— Ну, я сказала Мэри — послушай, сейчас не время расслабляться, — затрещала девушка в красном. — Послушай, говорю я, это сам Джордж Натан. Может, говорю, он приведет с собой друга.

— Так она и сказала, — подтвердила Мэри.

— И вы действительно привели друга, — добавила первая, глядя на Скотта. Затем перевела взгляд на меня. — Но он, похоже, привел подругу… И еще какую! — В ее взгляде читалось неприкрытое восхищение и, кажется, даже зависть.

— Действительно. Скотт и Зельда Фицджеральд, позвольте представить вам Сюзанну и Мэри Уэлш.

— Ах, так это ваша сестра! — просияла Сюзанна.

— Нет, дорогуша. — Джордж приобнял ее за плечи и направил к дверям. — Я должен был сказать «мистер и миссис Скотт Фицджеральд».

— Но они так похожи! — возразила Сюзанна.

— Почему бы нам не начать наш вечер с аптеки внизу?

— Здесь есть аптека? — удивилась Мэри. — Я думала, это ночной клуб.

— Объясню, когда зайдем внутрь. — Джордж пропустил девушек вперед и послал нам через плечо хищную, но очаровательную улыбку.

«Аптекой» оказалось подвальное кабаре под названием «Мулен Руж». В конце темного, шумного, пропитанного дымом зала располагалась маленькая сцена с красным бархатным занавесом. На фоне нарисованного Парижа — я узнала Эйфелеву башню и знаменитые мосты — шесть девушек в летящих юбках танцевали вокруг краснощекого усача в цилиндре. Я никогда раньше не слышала такой музыки, так яростно надрывающегося аккордеона.

— Вот она какая, французская музыка!.. — обернулась я к Скотту, пытаясь перекричать шум.

Он кивнул.

— Уже устаревшая — это конец прошлого века. Но с такими танцами, — он кивнул на сцену, — какая разница?

Мы отыскали крошечный столик и расселись вокруг него. Джордж сел между сестрами, мы со Скоттом — справа от них.

Я наклонилась к Скотту.

— Теперь-то ты расскажешь про свой сюрприз?

— Потерпи еще немного.

— Знаю я ваши «немного», мистер.

— Но тогда оказалось, что ожидание того стоило, верно?

К концу представления все мы уже выпили по паре коктейлей. В голове у меня образовалась приятная легкость, и в целом я была довольна нашим вечером — настолько, что и забыла про дальнейшие планы на сегодня.

Скотт взглянул на часы.

— Уже почти девять, пойдемте наверх.

— Нас встретят? — спросил Джордж.

Скотт кивнул:

— Я забронировал столик.

— Кто нас встретит? — спросила я.

— Пара друзей Натана.

Я улыбнулась Джорджу:

— Четыре девушки?

— Твоя высокая оценка мне льстит, куколка.

— Но сперва я должен тебя подготовить, — обратился ко мне Скотт.

— Правда, — согласился Джордж. — Лучше растянуть удовольствие, чем выпить все одним залпом.

Сестры захихикали.

— Итак, — обратился ко мне Скотт, — я имел дело с людьми, которые заняты в кино…

— С кем? — встрепенулась Мэри. — Вы можете меня с ними познакомить?

— И меня! — воскликнула Сюзанна.

Скотт закатил глаза.

— Поднимайся, — прошептал он мне на ухо, заставляя меня встать.

Джордж с улыбкой приобнял Сюзанну и Мэри.

— Мы найдем вас позже, — сказал он.

Я не слишком ему поверила.

Наверху на сцене «Пале-рояль» молодая женщина в платье цвета аквамарин мурлыкала сентиментальную песню. Оркестр укутывал зал мягкими трелями. Этот клуб был в точности такой, как я видела на иллюстрациях. Я сразу поняла, почему Скотт решил поместить сюда действие рассказа.

Просторный, длинный зал с темно-коричневыми стенами, широкая сцена с прожекторами по краю, оркестровая яма и танцевальная площадка, на которой свободно поместилось бы с полсотни человек. Остальную часть зала прорезали восемь или десять рядов столиков, отгороженных друг от друга обитыми плюшем стенками и залитыми мягким интимным светом.

Наверное, в отблесках этой роскоши любой, сидящий за этими столиками, сразу казался симпатичнее. Мне понравился брызжущий энергией «Мулен Руж», но здесь я сразу почувствовала себя более утонченной, желанной, достойной всех тех взглядов, которые на меня бросали и мужчины, и женщины.