людей по сравнению с длинноголовыми.

Причины этих перемен гадательны: пища, новый образ жизни? Гадательна и серьезность этих изменений: временные ли это явления, или завтра они будут перекрыты другим изменением, или все-таки через несколько десятков или сотен тысячелетий человек будет выглядеть совсем не так, как сейчас?

Вот одна из гипотез (английского ученого Д. Холдэна), о том, каков будет Homo sapientissimus — человек разумнейший.

«Он будет иметь большую голову и меньше зубов, чем мы; его движения будут ловкими, но не сильными. Он будет развиваться медленно, продолжая учиться до зрелого возраста, который наступит только в 40 лет; жить он будет несколько столетий. Он будет более разумен и менее подчинен инстинктам и сексуальным эмоциям, чем мы…»

Советский исследователь А. П. Быстров, суммируя и нарочито доводя до логического конца рассуждения анатомов о тенденциях развития разных частей нашего тела, нарисовал следующий образ далекого потомка:

Мозговая часть черепа станет много больше. Выступающего носа, в сущности, не будет (носовые, а также слезные и межчелюстные кости, возможно, имеют тенденцию к исчезновению).

Челюсти будут лишены зубов, «как челюсти жабы».

Все анатомы указывают на стремление человеческого черепа переместиться вниз, а таза — «передвинуться навстречу черепу».

Возможно, что со временем «у человека останется один шейный позвонок, один грудной, один поясничный и два-три крестцовых».

Таз и череп будут рядом, рост человека уменьшится.

Ключицы исчезнут, как исчезли они у многих млекопитающих. На руке останется всего три двухфаланговых пальца, а на стопе — четыре (мизинец исчезнет).

Завершая свою, фантастическо-сатирическую реконструкцию, А. П. Быстров пишет: «Если это физически слабое и беззубое существо с коротким туловищем и огромной головой действительно когда-нибудь будет жить вместо нас на нашей планете, то оно вполне заслужит название Homo sapientissimus».

Гадая о будущем, мы имеем, однако, право заявить: за последние 30–40 тысяч лет произошли гигантские изменения в технике, но за это же время не произошло никаких принципиальных «телесных» изменений.

Очевидно, «тысяче-прадеды» заложили хорошую основу!

Зафиксировав появление на Земле нам подобных, мы часто так увлекаемся результатом, что забываем о причинах. А причины весьма загадочны: кроманьонец сменил классического неандертальца в течение нескольких тысяч лет. За такой короткий срок шапеллец не мог выпрямить лоб, утоньшить кости, ликвидировать мощные валики над глазами, существенно изменить размеры мозга. Значит, от классических западноевропейских неандертальцев мы не могли произойти, это не прямой наш предок. И еще надо объяснить, куда девались европейские неандертальцы, могучие, мозговитые, казалось бы, непобедимые.

Впрочем, последний вопрос кажется самым ясным. Подобно тому, как на сотни тысяч лет раньше передовые обезьянолюди вытеснили более отсталых, так и теперь прогрессивный кроманьонец победил отсталого неандертальца. Можно вообразить, как несколько тысячелетий шла ожесточенная страшная борьба, бесшумная или сопровождаемая воинственным, звериным кличем победителя и предсмертным хрипением побежденного.

Чем примитивнее человек, тем больше пространства ему надо для поддержания жизни. Несколько десятков квадратных километров первобытного леса едва могли прокормить небольшую группу неандертальцев. Пройдут тысячелетия, и с такой же площади будет кормиться в десятки, сотни раз большее число людей, знающих, что такое интенсивное хозяйство, мелиорация и тому подобное.

Кроманьонец вторгся в охотничьи угодья европейского неандертальца, победил, частично истребил прежних владельцев (вероятно, с какой-то частью породнился, ассимилировал ее). Остальные были обречены на голодную смерть. Однако прошло много веков, если не тысячелетий, прежде чем где-то в глухой, неприступной пещере вымерли последние неандертальцы.

Или не вымерли? Мечтают найти «снежного человека», последнюю неандертальскую ветвь, укрывшуюся в Гималаях и соседних великих хребтах.

Существует, кажется, несколько сотен серьезных доказательств его существования и меньшее, но тоже немалое, число опровержений. С несколькими искателями приключались конфузы (приняли за «снежного человека» останки гималайского медведя, потревожили кости обыкновенной женщины, умершей в Грузии лет сто назад).

«Ну вот!» — злорадствуют неверующие.

«Ничего, ничего!» — оптимистически восклицают адепты.

Может быть, потому никак не поймать «снежного человека», что он, по определению, самое умное дикое существо на земле (ведь человек все-таки!).

Хотя проблема «снежного человека» для науки второстепенная и решение ее научной революции никак не сделает, — все же, если бы удалось поймать его и если б пойманный действительно был неандертальцем, хорошо бы было.

Но не понимает «снежный человек» своей научной ценности!

Как же одолел кроманьонец неандертальца?

Кроманьонец высок, зато неандерталец кряжист и по силе наверняка не уступит. У кроманьонца совершенный, развитый мозг, но ведь у неандертальца голова превышает средние современные показатели (обычно в этих случаях вспоминают, что у Анатоля Франса мозг весил почти в полтора раза меньше, чем у классического неандертальца, то есть был «на уровне синантропа!»).

Понятно, кроманьонец был все-таки умнее предшественника; но в чем это реально могло выразиться, когда вооруженные дубинами или камнями существа сходились на ледяных равнинах?

Долгие годы сравнивали мозг современного человека с эндокраном неандертальцев. Эндокран — это точный слепок мозговой полости черепа, позволяющий отчетливо видеть следы древних мозговых извилин и определять, какие части мозга были в этом черепе развиты, а какие нет.

Неандертальский мозг велик. С виду он какой-то «неправильный», со следами неравномерного развития различных частей. Мозг обезьяны и мозг современного человека при всех своих отличиях имеют более плавные, округлые очертания и выглядят более законченными творениями природы. Впрочем, так оно и есть: и обезьяна и Homo sapiens более завершенные, законченные в своем роде существа, чем неандертальские люди.

Тщательные сравнения, измерения, вычисления различных эндокранов — дело очень кропотливое. К тому же наши познания о внутренней структуре мозга хотя и быстро растут, но все же сегодня не слишком превышают, скажем, познания неандертальцев о свойствах и структуре камня.

Однако еще несколько десятилетий назад, когда наука о мозге была во много раз слабее, обратили внимание на резкое отличие нашего мозга от неандертальского (а также и других древних людей) по степени развития лобных долей, так называемой префронтальной области мозга. У шимпанзе эта область занимает примерно 14 процентов мозговой территории, у неандертальца — около 18, а у кроманьонца и у нас всех — свыше 24.

Долгое время оставалось неясным, что же дают нам увеличенные лобные доли? Все более или менее изученные центры, управлявшие нашими чувствами, речью, движениями, располагались в других мозговых областях. Затем настало время, когда опытные хирурги, борясь с некоторыми тяжелыми болезнями мозга, научились оперировать лобные доли, не лишая пациента жизни. Выходя из больницы, перенесший такую операцию был куда ближе к неандертальцу, чем прежде (ну, разумеется, с