– Ладно, – вздохнул Соулс. – Ваша взяла. Осмотрите все, что посчитаете нужным. И никакого оружия, только специалисты.

– Плюс анализы всех членов экипажа. Среди наших людей будет священник как независимый наблюдатель, – проговорил в мегафон Турнотур. – По морским и международным законам личность священника неприкосновенна. Это будет служить гарантом ваших мирных намерений и исключит возможность шантажа и захвата заложников.

– Вы слишком сгущаете, сэр. Мы не собираемся никого захватывать.

– Тем не менее. Если это случится, конфликта будет не избежать, и закончится он не в вашу пользу.

Батон подумал о Лере, которая эту идею явно сходу воспримет в штыки. Но Мигель бывший солдат, как-никак, и двойная подстраховка не помешает в случае чего. Хотя кто его знает, сколько их там еще внутри этой посудины и какой у них настрой. Полная жопа по всему выходила, как ни крути.

– Хорошо. Мы будем ждать, как только вы будете готовы. И еще, Турнотур, сэр?

– Да?

– Можно как-то убрать эту штуку вокруг нашего судна? Команда волнуется.

– Солярик у нас себе на уме, – усмехнулся Тарас. – Так что терпите. Главное, помните, что я вам на его счет говорил, и все будет в порядке.

На том лодки развернулись и поплыли в разные стороны.

– Проверим мы их, дальше что? – спросил сидевший рядом с Тарасом Батон. – А если подтасовка?

– Им какая выгода? Заложники? На кой лишние рты на борту, самим небось жрать давно нечего. Шантаж? Первые не выдержат, сдадутся. А выпустят вирус, и что дальше? Останутся на островах одни и рано или поздно все равно погибнут от голода и отсутствия женщин.

– Может, они у них там есть, мы же не знаем. Вдруг западня все-таки?

– На пиратов не похожи, хотя, может, умело прикидываются.

– В любом случае ситуация на нашей стороне и нас больше. Им так и так невыгодно лезть на рожон, хоть в открытую, хоть тайно. Если осмотр и анализы будут отрицательными, придется пустить, – покручивая посох между ног, ответил Турнотур. – Не вечно же их здесь держать, люди и без того волнуются. Если эти странники не несут угрозы, мы обязаны дать им кров.

– Главное Троянского коня не проморгать, – теребил ус Тарас.

Остальное расстояние до берега гребли в молчании.

* * *

Хоронили Боровикова на местном кладбище. После службы в церкви свежесколоченный закрытый гроб перенесли к месту погребения. Спозаранку вернувшиеся из леса Паштет и Треска заглянули на кладбище.

– Помер кто?

– За грехи свои претерпел, – склонив голову, нараспев прошептал перекрестившийся Птах.

– Как видишь, – огрызнулась одна из бабок. – Лешку Боровикова нонче на огороде кто-то подрал.

– Вот чего звонили. Я ведь говорил. Слух! – стягивая шапку, пробормотал Паштет. – Сглазили… А чего гроб-то закрытый. Кто его так?

– Цыц! – Треска украдкой ткнул соседа локтем в бок. – Не нашего ума с тобой дело, чего раздуваешь-то. И так вон рожи у всех какие. Сами едва из башни ноги унесли.

– Ага. Если бы ты еще и не обдолбался. А кто туда вообще идти предложил, а?

– Завали дупло, это вон, шизофреник виноват, – скривился толстяк, внутренне до сих пор содрогаясь от тех странных ощущений, которые они пережили на вересковой пустоши. – Лучше туда зырь! В гавани лодка вторая…

– Не гони, тебя еще трава не пускает.

– Ты в нужную сторону бестолковкой верти, знаток.

Паштет обернулся, прищурился на ветру.

– И правда! Вот диво-то! Это кто?

– Вот и пошли, всяко поинтереснее этих унылых.

На них зашикали, и повара продрались через небольшую группу людей. Издавна не питая к покойному иных чувств, кроме никаких, они натянули шапки и заторопились к гавани глазеть на новую лодку, напрочь позабыв о событиях прошлой ночи.

Когда гроб начали с помощью шпагатов опускать в яму, Лиза снова стала биться, вырываясь из рук матери, страшно, по-бабьи голося:

– У-у-у! Да что же это такое, а?! Что делается-то, люди-и?! Витю моего… Мужа убили-и! Куда я теперь одна! А ребенок вот-вот родится, делать-то что теперь! – рвала она на себе волосы. – А-а-а! Пусти, мама! Пусти-и!

– Ну тихо, Лиза, тихо, – пыталась успокоить ее мать.

Немногочисленные собравшиеся молча смотрели, как церковные служки забрасывают гроб землей.

– Чего затыкаешь-то, а?! – Взгляд девушки был безумен, по подбородку текла слюна. – Вы-то живые все, гниды! А, суки? Чего молчите?! Нечего сказать? Вас не коснулось, так пришли для вида рылами поскучать… Ребенка кто нянчить будет? Как я теперь одна-а!

Отец Лизы отвесил ей пощечину.

– Закрой рот, дура!

Она попыталась плюнуть ему в лицо, родители насильно оттащили дочь от могилы.

– Нехорошо новый храм с панихиды и отпевания начинать, – тихо произнес отец Иннокентий.

– На все Его Воля. Грустно это. – Мигель посмотрел на стоявшую в стороне Леру, белую как мел, с красными, заплаканными глазами. Несмотря на то что она всей душой ненавидела несостоявшегося жениха, ей было искренне жаль оставшуюся одну Лизку, да еще и на сносях. Терзал страх от неясности происходящего и такой внезапной чудовищной смерти. Что теперь, сколько их еще будет? Как бороться с внезапно обрушившимся необъяснимым явлением, которое до сих пор и не видел никто?

Накануне Батон потребовал, чтобы его пустили осмотреть тело Боровикова. Точнее то, что от него осталось. Леру не взял. Она и сейчас не могла перебороть испуг и ужас того, что могла увидеть, будь гроб открытым. Вернувшийся охотник выглядел мрачнее тучи, и в нескольких общих фразах описал случившееся с его точки зрения, не вдаваясь в подробности. Кто-то съел половину Вити – устало опустившись на стул, просто сказал он.

Появление неизвестного животного, жестокая смерть Боровикова, стоявшая в бухте на карантине невесть откуда взявшаяся американская лодка – от всех этих навалившихся разом напастей путались мысли и опускались руки. С чего начинать, за что браться? Проклятая эпоха после войны не хотела оставлять человека в покое.

Еще немного постояв, пришедшие на похороны стали расходиться. У могилы осталась только рыдающая Лиза, на коленях мявшая свежую землю скрюченными пальцами, и родители ее и Боровикова. Мигель задержался, чтобы поговорить с ними, а Лера, кутаясь в платок, побрела домой, чувствуя вновь подступающие слезы.

* * *

Батон не закончил фразу, но фермеры уже восприняли ее в штыки. Повскакивали, замахали, заспорили, опрокинули пару стульев. Кого-то потеснили к стене. Мигом загустел воздух, напитался бранью и потом.

– Вы хоть понимаете, о чем говорите? Зима у нас тут! Зи-ма! Каждая голова наперечет. Только-только новый помет народился. Их, что ли?