— Ты можешь сказать, чего тебе надо?

И тут сдержанный, спокойный Себастьян без всяких околичностей заявил:

— Четыре месяца подряд я просыпаюсь и сразу вижу тебя. Думаю о тебе постоянно. Все остальное не имеет значения.

Я с тоской посмотрела на него. Я поняла, что это пустая болтовня, но он искренне верит в то, что говорит. Сколько же в нем наивности! И с чего он такой привязчивый?

Я встала, собираясь уйти, но он удержал меня за руку:

— Дай мне сутки, чтобы я тебя убедил.

— Убедил в чем?

— Что мы созданы друг для друга.

Я снова села и взяла его за руку:

— Послушай, Себастьян, ты очень милый, с тобой хорошо заниматься любовью. Мне лестно, что ты вдруг взял и влюбился в меня, и я нахожу очень романтичным, что ты совершил такое путешествие, чтобы меня разыскать…

— И что дальше?

— Но посмотри на вещи трезво, никакой совместной жизни у нас получиться не может. Я не верю в сказки о Золушке, которая вышла замуж за прекрасного принца.

— Но ты же не Золушка, а золото.

— Перестань шутить! У нас с тобой ничего общего: ты элита, интеллектуал, родители у тебя миллионеры, ты живешь в доме в три тысячи квадратных метров, бываешь в лучших домах Верхнего Ист-Сайда.

— И что? — перебил он меня.

— И что? Не знаю, что ты там навоображал себе обо мне, но точно знаю: я не такая. Во мне нет ничего, что ты мог бы на самом деле любить.

— А тебе не кажется, что у страха глаза велики?

— Нет. Я непостоянная, неверная, эгоистичная. Тебе никогда не удастся сделать из меня милой, внимательной и заботливой женушки. Я никогда в тебя не влюблюсь.

— Дай мне двадцать четыре часа! Сутки! — снова попросил он. — Двадцать четыре часа, ты, я и Париж.

Я кивнула головой. Ладно.

— Но я тебя предупредила.

Он улыбнулся, как малый ребенок. Я была уверена, что он очень скоро остынет.

Я тогда еще не знала, что встретила свою любовь. Единственную, настоящую, ошеломляющую. Такую, которая дает все, прежде чем все отнять. Ту, которая озаряет жизнь, а потом сжигает ее дотла.

Едва дыша, обливаясь потом, Себастьян вошел в холл гостиницы «Гранд-отель». Ошеломленная администраторша не сводила с него глаз. Стоя посреди безупречного вестибюля, босой Себастьян с окровавленным носом и в разорванном пиджаке представлял собой впечатляющее зрелище.

— Что с вами случилось, месье Лараби?

— Ничего особенного… Несчастный случай.

Обеспокоенная администраторша подняла телефонную трубку.

— Я вызову врача.

— Не трудитесь.

— Вы уверены?

— Да. Со мной все в порядке, уверяю вас, — сказал Себастьян уже куда более уверенным тоном.

— Ну, раз вы так считаете. Хорошо. Сейчас принесу вам примочки и чего-нибудь крепкого. Если вам еще что-нибудь нужно, дайте мне знать.

— Большое спасибо.

Несмотря на одышку и боль от побоев во всем теле, Себастьян предпочел подняться на свой этаж пешком, а не дожидаться лифта.

Он вошел в номер. Никого. Во всю мощь распевали «Роллинг Стоунз», а Никки исчезла. Себастьян заглянул в ванную. Бывшая жена лежала под водой с закрытыми глазами.

Испугавшись до смерти, он схватил Никки за волосы и дернул на воздух. Никки от неожиданности громко вскрикнула.

— Что ты себе позволяешь, чудовище! Хотел снять с меня скальп? — осведомилась она, прикрывая грудь.

— Мне показалось, что ты утонула! Дурацкие у тебя шутки, черт побери! Мне кажется, играть в русалочку поздновато, ты не находишь?

Она сердито взглянула на него и тут заметила ссадины у него на лице.

— Ты что, подрался? — встревожилась она.

— Меня как следует отодрали, так будет вернее, — невесело усмехнулся он.

— Отвернись, я вылезу из ванны! И не смей за мной подглядывать!

— Напоминаю, я тебя уже не раз видел голышом!

— Видел! Но в другой жизни!

Отвернувшись, он подал ей купальный халат. Она завернулась в халат и накрутила на голове тюрбан из полотенца.

— Сядь, я тебя полечу.

Пока она промывала ему ссадины и царапины мыльной водой, он рассказывал ей о своих злоключениях на станции «Барбес». В ответ Никки поведала ему о двух телефонных звонках: от Сантоса и загадочном из компании парижского речного пароходства.

— Ой-е-ей! — не смог удержаться он от возгласа, когда она стала прикладывать антисептик.

— Перестань верещать! Терпеть этого не могу!

— Щиплется же!

— Щиплется, щиплется! Тебе, кажется, не три года! Или я ошибаюсь?

Он искал ответ пообиднее, но тут раздался стук в дверь.

— Дежурный по этажу, — сообщил голос из-за двери.

Никки сделала шаг к выходу из ванной, но Себастьян удержал ее за полу халата.

— Надеюсь, ты не станешь открывать дверь в таком виде?

— В каком таком?

— В полуголом!

Она вздохнула, заведя глаза к потолку.

— Ты, я вижу, ничуть не изменилась! — упрекнул он ее, направляясь к двери.

— Ты тоже! — парировала она, хлопнув дверью в ванную.

На пороге стоял молодой человек в красной шапочке и форменной тужурке с золотыми пуговицами. В руках у него была груда коробок и свертков с брендами самых престижных фирм: «Ив Сен-Лоран», «Кристиан Диор», «Зегна», «Джимми Чу»…

— Получите ваш заказ, месье.

— Это ошибка, мы ничего не заказывали.

— Позволю себе возразить, месье: заказ поступил на вашу фамилию.

Себастьян в недоумении пропустил посыльного в комнату, и тот сложил свертки и коробки на диван. Он уже подошел к дверям, а Себастьян все еще шарил по карманам в поисках чаевых, пока наконец не вспомнил, что его ограбили. Выручила Никки, протянув пареньку пять долларов, прежде чем он исчез за дверью.

— Я вижу, между делом ты сделал еще кое-какие покупки, дорогой, — насмешливо улыбнулась она, принимаясь за свертки.

Себастьян с любопытством стал помогать ей разворачивать пакеты и раскладывать вещи на постели. Оказалось, что в свертках и коробках все необходимое для двух вечерних туалетов: костюм, платье, ботинки, туфли…

— Честно говоря, ничего не понимаю.

— Женский вечерний костюм и мужской, — задумчиво отметила Никки и вспомнила предупреждение дамы из парижского речного пароходства: на ужине желательно быть в вечерних костюмах.