Передернув плечами, я уселась за стол и принялась выписывать счета. Их предстояло отправить клиентам, с тем, чтобы те прислали оплату Ингольву. Именно так: по закону все имущество жены принадлежит мужу. Даже «на шпильки» он ежемесячно выдавал мне небольшую сумму. От щедрот, так сказать.

Помнится, однажды у меня стащили кошелек. В официальных бумагах значилось, что у «Мирры, дочери Ярослава и жены Ингольва, украли кошелек, принадлежащий означенному Ингольву…». Как будто украли украденное…

Впрочем, хватит вспоминать о неприятном!

Крем готов — сливочно поблескивает в баночке и благоухает сладкой розой и прохладно-строгим ладаном, счета стопкой высятся на столе…

Заперев дверь в «Уртехюс» — хватит с меня на сегодня посетителей! — я отправилась в дом и поднялась прямиком в оранжерею. Остановилась на пороге, не веря глазам.

Между грядками танцевал Палл, трепетно прижимая к груди горшочек с каким-то редким растением, очередным щедрым даром хель.

Коротышка, едва доходящий мне до груди (а я невысокого роста даже для женщины), всю жизнь посвящал травам и цветам, практически не выходя из теплицы. Он вырос в дальнем поселке, затерянном в снегах, и упрямые ростки жизни его буквально завораживали…

Поздоровавшись с Паллом, я принялась расспрашивать о грузе, доставленном с «Бруни».

Потом он умчался что-то пересаживать, а я прошла в дальний уголок оранжереи. Этот сад специй принадлежал лично мне. Ровные грядки с ромашкой, мятой, лавандой, мелиссой… Чуть дальше цветы — белые лилии, яркие венчики герани, гибискус. Имбирь, куркума, сочное алоэ, лимонные и кофейные деревца… Жаль, нечасто мне удается здесь побыть, так что в основном ухаживать за моим личным садиком тоже приходилось Паллу. Впрочем, он ничего не имел против.

Размяв в пальцах веточку розмарина, я вдохнула едкий свежий запах. Розмарин означает память.

Отчего-то мне отчетливо вспомнились встревоженные глаза бабушки тем летом, ее расспросы. И моя наивная уверенность, что она не поймет, что я — такая взрослая и умная — все лучше знаю…

Впрочем, какой смысл жалеть? Пусть в жизни были беды и огорчения, пусть все сложилось не так, как мечталось, я живу дальше. А печаль — всего лишь роса на листьях, она высохнет с восходом…

За окнами давно стемнело — в Хельхейме зимой долгие-долгие ночи, и следовало торопиться к ужину…

В гостиной я застала прекрасное общество: приосанившийся Ингольв что-то вдохновенно рассказывал прекрасной медсестре. В уголке устроился мой свекор, одобрительно кивающий в такт словам сына. В кресле у камина напряженно выпрямился Петтер.

Ординарца Ингольв числил среди приближенных и позволял ему изредка ужинать в кругу своей семьи, хотя с остальными подчиненными тщательно соблюдал субординацию.

— Добрый вечер, — вежливо произнесла я, остановившись на пороге.

Свекор небрежно кивнул, распушивший хвост Ингольв, кажется, вообще не заметил моего появления, как и его собеседница. А вот мальчишка меня удивил: взглянув на командира, он перевел взгляд на меня, и я ощутила исходящую от него смесь стыда, неодобрения, злости…

— Добрый вечер! — уже громче повторила я.

Петтер вскочил и поклонился, а муж и его визави неохотно отвлеклись друг от друга. Ингольв что-то буркнул, разом поскучнев, а медсестра — кажется, ее имя Ингрид — грациозно встала.

— Добрый вечер, госпожа Мирра! — произнесла она напевно. Голос, как журчащий по камням ручеек, нежный аромат лиметта — леденцов — и меда. — Я пришла извиниться за поведение доктора Ильина. Он был очень груб с вами, но я не могла вмешаться…

— Понимаю, — согласилась я. — Впрочем, вам не стоит извиняться за чужую грубость.

Она потупилась.

— Надеюсь, вы понимаете, я не могу противоречить своему начальнику… Но я хотела бы с вами подружиться!

Ингрид подняла на меня светлый взгляд, глаза ее сияли мольбой и робкой надеждой. В своем форменном светло-зеленом платье с темными рабочими нарукавниками и фартуком она была ослепительно красива.

Я на мгновение замешкалась с ответом, ошарашенная таким простодушием, и муж тут же вмешался.

— Разумеется, Мирра будет рада с вами подружиться, моя дорогая! — ответил он за меня.

Меня покоробило такое панибратство, и, видимо, заметив мое колебание, он снова повторил, уже в приказном тоне:

— Ты ведь будешь рада, Мирра?

Само собой, оставалось только согласиться. Довольный Ингольв вновь вернулся к беседе с Ингрид, которая, надо отдать ей должное, пыталась вовлечь в разговор и меня. Но муж совершенно игнорировал эти попытки, так что я предпочла перебраться к камину.

Господин Бранд вспомнил, что с утра забыл завести часы — больше десятка разномастных маятников по всему дому, к которым он носился очень трепетно. Произнеся небольшую тираду на эту тему, он отправился в обход.

«Она совсем не похожа на медсестру, скорее на актрису…» — подумала я, бросив взгляд на Ингрид, внимающую рассказу Ингольва.

Заметив это, она виновато улыбнулась, заставив почувствовать себя ревнивой и страшно сварливой женой.

С трудом избавившись от мерзкого ощущения, я твердо решила не обращать на них никакого внимания и пропускать мимо ушей долетающие обрывки фраз.

Лучше побеседовать с Петтером. Только о чем?

— Надеюсь, вы уже полностью освоились в Ингойе? — не найдя другой темы, спросила я, изображая заинтересованность.

Внимание невольно притягивала щебечущая в стороне пара. Столь демонстративное пренебрежение ко мне со стороны Ингольва было неприятно.

— Конечно, благодарю вас, — ответил мальчишка.

Он проследил за моим взглядом, отчего-то нахмурился.

— Знаете, однажды был случай… — начал он вдруг громко.

Петтер травил байки, против ожидания я постепенно увлеклась и уже от души смеялась над его рассказами.

Краем глаза поймала недовольную гримасу мужа, но сделала вид, что ничего не заметила…

До ужина оставались считанные минуты, когда вдруг зазвенел дверной колокольчик.

Вскоре в комнату заглянула недовольная Сольвейг, сильнее обычного пахнущая уксусом.

— Госпожа Мирра, там вас спрашивают! Почта! — произнесла недовольно и тут же вышла. Дескать, нечего занятых людей отвлекать!

— Извините, — я улыбнулась Петтеру, вставая, — я на минутку.

— Можно я вас провожу? — тут же подхватился он.

Не видя в этом ничего крамольного, кивнула и быстро направилась в прихожую, размышляя, что стряслось. За мной следовал Петтер, как запах за блюдом с булочками…

У входной двери замер капрал частей пингования — проще говоря, пингвиньей связи, если судить по его нашивкам (чему только не учится жена офицера!).