Я вдруг увидела под водой зеленый блик.

Слева, в полуметре, находилась белая пластиковая решетка, а за ней мне почудилось яркое мерцание.

Я подплыла к решетке и безо всякого труда сняла ее. Внутри оказалось небольшое углубление. И в нем лежал изумруд. Тот самый, который выпал из перстня Джонни! Второго камня такого огромного размера и с такой рассыпающей пригоршни бликов огранкой быть просто не может!

Оставив изумруд там, где он находился, и снова закрепив решетку, я вынырнула. И, наглотавшись под укоризненным взором Мердока вкусного воздуха, ухватилась за бортик, поманив Фреда пальцем.

– Скажи, а мы можем незаметно установить тут камеру?

Он кивнул:

– Думаю, да. А зачем?

Я прошептала:

– Я нашла тот самый изумруд, который был в перстне Джонни. Его спрятали в углублении за решеткой. Думаю, это сделал убийца. И когда он придет за камнем, мы его схватим.

– Тогда, получается, придется ставить в известность Ричардсона и Беннета.

– А зачем?

– Ты сама хочешь сидеть перед монитором и ждать?

Я промолчала. Об этом аспекте, честно говоря, я как-то не задумывалась. Нет, наверное, я не хочу круглые сутки сидеть у экрана. А если я засну и в это время камень вытащат?

– Может, ты подежуришь? – робко поинтересовалась я, глядя в красивые, но какие-то холодные глаза Мердока.

Мне приходилось раньше видеть представителей российских спецслужб. Выглядели они менее гламурно, чем Мердок, напоминающий Джеймса Бонда. Но вот этот ледяной взгляд… Кажется, у них это – профессиональное.

– Натали, я должен находиться рядом с вами. Преступник в доме. За ужином вас представят. Я поговорил с Мэри – мы объясним персоналу, что вы старый друг Джонни и сейчас находитесь на вилле, чтобы поддержать его жену в трудной ситуации. Но вы должны понимать, что настоящего преступника такое объяснение не обманет. Мэри мне говорила, что в ваш номер в отеле кто-то пробрался. Давайте соблюдать осторожность.

– Давайте, – вздохнула я.

Фред прав: я как-то подзабыла о том, что могла бы легко оказаться на месте русской туристки, крепко получившей по голове. Нет-нет, мне больше такого счастья не надо. Один раз сотрясения не случилось – но постоянно так везти не будет.

– А если кто-то из охранников – преступник? – подтянувшись, я выбралась из бассейна. Плавать мне расхотелось. – А мы вот так лихо откроем им карты?

– Я почти уверен, что это невозможно. И потом, если никто не придет за изумрудом, то мы поймем, что Ричардсон или Беннет причастны. Кстати, мониторы находятся в комнате охраны. Я могу легко и незаметно поставить датчик в бассейне. Но если переносить монитор, устанавливать соединение – мы привлечем излишнее внимание.

– Послушайте, но убийца же не дурак к тайнику бежать. Он еще неделю может к нему не подходить! А мы будем ждать?

Фред покачал головой:

– Не будем. Сегодня за ужином я расскажу о том, что закажу оборудование для поиска драгоценных камней. И что если изумруд в доме – то я его обнаружу. И еще совру про какой-нибудь хитрый способ сохранения отпечатков на поверхности. Или даже волокон? Похоже, преступник был в перчатках. Ведь на ноже, которым убили Джонни, и на статуэтке, которой вас ударили, отпечатков нет. Мы спровоцируем убийцу.

Я набросила халат, убрала с лица намокшие пряди волос. И кивнула:

– В общем и целом идея мне нравится…

* * *

Мы собрались в столовой за идеально приготовленным и сервированным ужином. С обилием серебряных приборов я более-менее разобралась. А вот удержаться от восхищенных стонов (ну неэтично же хвалить еду, когда за столом рядом минимум две вдовы Грина, не тот случай) мне было сложновато.

Нет, я не то чтобы абсолютно адаптировалась к смерти. И эксперт, жующий бутерброд в секционной, – это просто бред больных писателей и кинематографистов. Никто и никогда не ест в секционных! Это просто неэтично!

Большинство тех людей, которых я вижу на секционном столе, мне незнакомо. И это позволяет воспринимать труп как уравнение, которое надо решить правильно. Произошедшее с Джонни меня, несмотря на профессионально адаптированную к смерти психику, шокировало. Я упрекаю себя, чувствую свою вину…

Но этот вкус овощей, приготовленных Франсуа Дюпоном… Это шедеврально! Признавать величественность Моны Лизы, как мне кажется, можно в любом состоянии, все равно понятно – картина написана гением.

Мне не приходилось ранее сталкиваться с гениями от кулинарии. Франсуа Дюпон, вяло ковыряющий в тарелке напротив меня, внешне производит приятное впечатление. Он немного полный, с круглыми щечками, интеллигентными очками в тонкой оправе. По виду не скажешь, что гей, – и мне кажется, это его прекрасно характеризует; ни к чему выпячивать свою нетрадиционную ориентацию или вульгарно подчеркивать свою сексуальность в принципе. Фред говорил, что повар переживает разрыв отношений с партнером. Верю – в нем есть какая-то депрессивная подавленность. А еще у Франсуа анастомоз. Когда делают операции по удалению части желудка (из-за язвы или опухоли), конец желудка пришивают к тонкой кишке, или шьют конец в конец, или конец отводят вбок. Вот так и поступил хирург, оперировавший Франсуа. Я вижу тонкий валик на границе желудка и кишки, в целом же слизистая желудка без патологий.

Зачем Франсуа убивать Джонни? Не могу придумать мотива. Грин был доволен его работой, они познакомились много лет назад, и совершенно случайно. Не слишком ли разные у них были интересы для конфликтного пересечения, повлекшего смерть Джонни?

– Очень жаль, что все это произошло с Грином, – рядом со мной сидит тренер по йоге Андрей Шульгин. Я воспринимаю его энергию как мощную заполняющую пространство силу. – Я до сих пор не могу поверить, что все это случилось. Грин очень серьезно относился к тренировкам… Знаете, я рад, что вы здесь. Хоть вспомню, как по-русски говорить. А вы давно знали Джонни?

Машинально наблюдая за тем, как Андрей ест (он левша, поэтому и приборы держит наоборот, нож в левой руке, вилку – в правой), я неопределенно пожимаю плечами.

Я немного опоздала на ужин и поняла, что Мэри уже говорила присутствующим обо мне. Понятия не имею, что именно она озвучила. Поэтому, чтобы не проколоться, не стоит вдаваться в детали.

То, что произошло в следующую минуту, осознать я не успеваю.

Столовая вдруг наполняется запахом пороха и выстрелами. А я лежу на полу, прижатая телом Андрея. Причем тренер по йоге уже истерично хохочет.

– Простите, – Андрей помогает мне подняться. – Я когда-то в Чечне служил. Такой опыт бесследно не проходит.

Возле двери вовсю набирает обороты темпераментная разборка. Управляющий виллой, симпатичный смуглый Джамаль, одетый по-европейски, кричит и размахивает руками перед женщиной в черной одежде, с закрытым лицом. А за женщиной прячется мальчик лет пяти, сжимающий в руках пистолет. Не понимаю арабского, но смысл и так ясен. Мальчик, несмотря на запреты матери, дернул к папе, пальнул из пистолета и даже не подумал, что это перепугает всех до смерти.