Слово «спасен» оказалось целительным. Ее чувствительность мгновенно восстановилась, стоило ей произнести эти два слога.

«Спасен» объяснило ей, что Йонас будет жить…

«Спасен» объяснило ей, что Тор умер.

Радость и горе поднялись из ее нутра, сплавившись в сложном переплетении, и разрешились безудержными рыданиями, подобными извержению лавы. Альба была потрясена сразу и горем, и радостью.

Катрина обняла ее, Магнус тоже, и оба они были рады, что она вернулась в страну живых.

Вечером Альба сказала Катрине, что хочет видеть племянника.

Когда они представились в отделении реанимации, усатая медсестра с телосложением кита и частоколом мелких зубов, напоминавшим китовый ус, заблокировала собою вход и попросила подождать двадцать минут, пока медперсонал закончит процедуру.

Чтобы скоротать время, они зашли в кафешку на том же этаже, выкрашенную в развеселый мандариновый цвет, который очень бы порадовал детсадовцев. Катрина поделилась с сестрой подробностями операции:

— Нам позвонили в пять вечера и велели немедленно явиться в больницу. За короткое время поездки мы пытались с Йонасом представить, что его ждет. Но о чем именно ты хочешь знать? Тебе объясняют, что вскроют твою грудную клетку, распилят ребра, вынут сердце, пришьют другое, одним словом, очень рискованное вмешательство. Тебя предупреждают, что, даже если операция пройдет успешно, предстоят несколько недель тревожного ожидания, поскольку заранее неизвестно, примет ли твой организм трансплантат или отторгнет. То есть такая спешка даже благотворна: для мучительных раздумий времени просто нет.

— Как Йонас держался?

— Он был молодцом и вел себя так, будто идет на обычный школьный экзамен. Я подхватила его тон и отвечала ему в том же духе. Мы шутили до конца.

— До конца?

— До анестезии.

Катрина сжала зубы, боясь продолжить рассказ, — во время операции ей было так трудно перенести тревогу, что ее несколько раз выворачивало в коридоре, пока ее не накачали успокоительными.

— Как он себя чувствует?

— Кажется, хорошо. Сейчас он идет на поправку, весь в трубках, в окружении кучи устройств, которые помогают ему выжить, но глаза у него веселые, и он уже произнес несколько слов.

— Каких же?

— Он спросил меня, когда ты придешь.

Альба смахнула слезу. Привязанность Йонаса взволновала ее еще больше теперь, когда у нее остался только он один.

Катрина поняла это и пожала ей руку:

— Пей кофе, дорогая моя. А я схожу посмотрю, как там у них дела, а потом вернусь за тобой.

Альба кивнула и медленно произнесла:

— Не беспокойся, я буду держаться и не зарыдаю.

— Спасибо, Альба.

Уже в дверях Катрина обернулась:

— Тем более что он не знает…

— Не знает чего?

— Насчет Тора.

Альбу передернуло. Видя ее реакцию, Катрина решила объясниться:

— Я… побоялась сказать ему, когда он очнулся после наркоза… Я хотела оградить его… Как бы он отреагировал? Он же такой чувствительный. Мы скажем ему позднее, когда он будет покрепче.

И с мольбой взглянула на сестру, моля ее о поддержке:

— Разве я не права?

Альба откликнулась глухим голосом:

— Да. Конечно.

Катрина исчезла в призрачном неоновом свете коридоров реанимационного отделения.

Оставшись одна, Альба возмутилась: «Неужели они думают, что я буду обниматься с племянником, скрывая от него, что оплакиваю сына? Я должна ему сказать об этом немедленно. Иначе я не войду к Йонасу. Не собираюсь ломать комедию».

За несколько минут она привела мысли в порядок, готовясь к возвращению Катрины.

В коридоре возникло внезапное оживление, оно нарастало лавиной. Четыре медбрата шли очень быстро, почти бежали тесной группой, сбоку от них подпрыгивал интерн; двое впереди, как мотоциклисты в кортеже, третий держал металлический ящичек, четвертый торопился следом. Интерн подскакивал то слева, то справа, глаза его были прикованы к ящичку, будто в нем хранилось бесценное сокровище.

Они свернули в коридор с указателем «Операционный блок».

Альба лишь мельком успела разглядеть эту сцену, но она ее заинтриговала. Она обратилась к санитарке, сидевшей за соседним столиком со стаканчиком морковного сока:

— Что это было?

— Принесли орган для пересадки.

— Откуда он поступил?

— Это хранится в тайне. Переноска органа похожа на олимпийскую гонку. Благодаря жидкому азоту орган можно сохранить несколько часов. Но как бы то ни было, доставляют его всегда как можно быстрей, каждая минута на счету.

Альба поблагодарила санитарку и задумалась. Вот так, один должен умереть, чтобы другой выжил. Горе и радость идут рука об руку. Как и у нее: Тор умер, Йонас получил трансплантат…

Она резко выпрямилась, вздрогнув всем телом; виски покрылись испариной.

— Тор! Йонас!

Ее пронзило озарение: Йонасу пересадили сердце Тора. В замешательстве она так и сяк прокручивала эту мысль, потом попыталась прогнать ее: «Я сочиняю».

Вернулась Катрина:

— Они заканчивают через пять минут. Я только перекинусь парой слов с хирургом и тогда уж вернусь за тобой.

— Секунду! Ты не сказала мне точно, когда была пересадка.

Катрина запнулась, раздраженная вопросом:

— Трансплантация… четыре дня назад.

— В среду?

— Мм… да, в среду.

— В день…

— Что?

— В день смерти Тора?

Катрина кивнула, сказала «да» и исчезла.

Кафетерий утратил цвет и реальность. Стены вдруг стали размытыми, измазанными красной кровью. Альба достала мобильник:

— Магнус, я…

— Ты в больнице? Как там Йонас?

— Еще не видела его. Магнус, я не поэтому звоню. Скажи…

Она не знала, какими словами это спросить.

— Что, Альба?

Она чувствовала, что как только она произнесет их, то шагнет в мир, в котором все будет иначе, чем прежде.

— Альба, я тебя слушаю…

Надо их произнести. Смелее.

— Магнус, у Тора изымали какие-нибудь органы?

Она представила человека, разрезающего тело сына и роющегося в его внутренностях, и содрогнулась.

Повисло молчание. Оно было довольно долгим. Потом прерывистый голос Магнуса с наигранной бодростью произнес:

— Это возможно. Ты же знаешь, Тор подписал договор донорства, после того как один из его учителей заинтересовал учеников этой проблемой. Когда мне задали этот вопрос, я ответил, что таково было его желание.