по-простому, петуха на ноте. Но они освистали меня так, что я убежала в слезах и так и не смогла вернуться на сцену. Спектакль за меня допевала другая артистка.

Фёдор задумчиво кивнул, размешивая тягучий густой кофе. О клакерах он читал. О печально знаменитой ла-скальной клаке в таких материалах говорилось особо и отдельно. И, казалось бы, уже времена не те. И должно бы это все уйти в небытие. Или, хотя бы, в виртуальный мир. Отчасти так оно и произошло. Но великое оперное искусство – живое. Поэтому жива и клака.

- А у твоей идеальной матери никогда не было не то, что провалов - даже маленьких осечек, - продолжала, между тем, Джульетта. - Всегда красивая, всегда в идеальной форме, всегда смеется. А потом ее вдруг не стало… - закончила Джульетта тихо. - И в мире словно стало темнее. Так много звуков вокруг… Наш суетливый мир рождает так много музыки – я совершенно не понимаю, как и, главное, зачем, это происходит. Но ее голоса… ее голоса не хватает.

Фёдор кашлянул. Разговоров о матери он не любил. Точнее, он не любил, когда касались ее смерти. О жизни – пожалуйста. Но не о смерти.

Джульетта выудила из рукава платья носовой платок, вытерла покрасневшие глаза, а потом шумно высморкалась.

- Ну, ты допил кофе? Тогда пошли к роялю.

- Да я, собственно, не…

- Надеюсь, ты унаследовал не только талант и внешность матери, но и капельку ее мозгов, - монументально встала из-за стола синьора Альфано, невозмутимо отряхнула крошки и аккуратно расправила складки шелкового платья. – Певец должен быть очень умным человеком и четко понимать: вот это тебе во благо, а вот без этого ты спокойно можешь обойтись.

- И что мне во благо и без чего я могу обойтись?

- Ты спокойно можешь обойтись без лишних вопросов! – синьора Альфано начала терять терпение. – И ради своего же блага – марш к роялю!

Встреча с Джульеттой была из рода тех, за которые надо не забывать благодарить судьбу. И Фёдор не забывал. И, каждый раз, бывая в Милане, он навещал ее. Научился есть, не морщась, приторные сладкие пирожные. Потом вставал к роялю. А после с замиранием сердца ждал вердикта Джульетты. В последнее время она бывала им довольна.

Но не в этот раз.

- Что это, Тео? – Джульетта резко перестала играть.

- Это то, что я буду петь. Мефистофель. Арриго Бойто.

- Я знаю, что это, у меня ноты перед глазами! – она встала. – Я спрашиваю, что с…

- … с голосом? – чувствуя тошнотворную волну подступающей паники, тихо спросил Фёдор.

- Нет, не с голосом! – она подошла вплотную и положила ладонь ему на грудь. – Вот тут! Ты же совершенно tutto esaurito.

Фёдор наморщился. Он не был уверен, что правильно понял.

- Я точно не знаю, но, кажется, да… на премьеру все билеты распроданы…

- Это ты – распродан! – толкнула его Джульетта в грудь. - Ты – на нуле, Тео!

Она принялась ходить по комнате, повторяя на разные лады это «tutto esaurito». Шелковое платье не поспевало за ее стремительным шагом. Фёдор сел на ее место у рояля и молчал.

- Что мы будем делать?! – Джульетта, наконец, прекратила свои метания.

Мы. От этого «мы» стало немного легче. Ты не один.

- Я справлюсь, - ответил он как мог ровно.

- О, такой же гордый, как мать! – всплеснула руками Джульетта. Подошла к нему, наклонилась и обхватила щеки своими тёплыми мягкими ладонями. – И такой же упрямый. Три недели до премьеры, малыш, три! Пообещай мне кое-что.

- Что?

- Ты не будешь выкладываться на репетициях. Сбереги то немногое, что у тебя есть, до премьеры.

- Но Кавальери…

- Я немного знаю его жену, хочешь, я поговорю с ней?

- Не надо, - Фёдор встал и обнял свою наставницу. – Я справлюсь. Я обещаю, я справлюсь.

- Господи, какой же ты упрямый…

***

Фёдор перекинул ногу через сиденье, но заводить мотоцикл не торопился. Повертел в руках шлем, повесил его обратно на руль, облокотился на него. И сидел, глядя в проем арки. Потом все же надел шлем, завел мотоцикл и выехал через это проем.

На площадь. По ней Фёдор сделал круг. Еще один. И еще. Еще.

А потом остановился. Кажется, это здесь. Да, точно здесь.

Здесь произошла встреча, с которой в его жизни стали чередой, одно за другим, происходить странные и большей частью неприятные на первый взгляд события. Разрыв с Джессикой. Скандалы во время постановки в Мюнхене. Потасовка с двумя крайними хоккейными нападающими. Визит в полицейский участок. Фиаско в Лондоне. И вот теперь… теперь он стоит перед риском провалиться на самой грандиозной премьере этого года. И провалиться так, что это может стоить Фёдору Дягилеву его блестящей стремительной карьеры.

Фёдор снова снял шлем, прижал его рукой к боку. На Милан потихоньку наползала осень. Незаметно и исподволь. А тогда была весна. Ранняя.

В этой череде странных событий он перескочил через одно. Но теперь ему казалось, что вот оно-то – самое главное. И в нем кроется причина его теперешнего состояния.

То, что произошло между ним и Лолой в Нью-Йорке.

Фёдор повторил в обратной последовательности свои действия – повесил шлем на руль, обратно перекинул ногу, привалился к теплой коже сиденья «Монстра», перекрестил ноги. Наверное, здесь, на месте, где они встретились, пришло время признаться себе кое в чем. Подвести, так сказать, неутешительные итоги.

Лола сбежала от него после единственной совместно проведенной ночи. Ночи, когда он лишил ее невинности. А после - наотрез отказалась общаться и вообще иметь с ним хоть что-то общее, этот месседж явно читался в не принятых телефонных звонках, в не отвеченных сообщениях и в равнодушном голосе, когда синьора Ингер все же соизволила снизойти до телефонного разговора с ним.

Фёдор переступил ногами, теперь сверху была левая. Может, и права Джульетта, называя его упрямым и гордым. Причины всего, что происходило в его жизни, Фёдор всегда искал в себе. Это было его жизненным кредо. Все, что происходит в твоей жизни, происходит только благодаря тебе и из-за тебя. Ты сам всему причина.

И то, что произошло между ним и Лолой – тоже.

Ну как, готов услышать неутешительный вывод, Фёдор Михайлович?

А раз готов, слушай.

Так себя не ведут с девушкой, у которой первый