- Пойдем, подышим?

Выйдя на улицу, мы немного постояли, вяло обмениваясь малозначимыми словами. Видно было, что к банальной болтовне, Есенин расположен мало, его больше интересовали собственные внутренние переживания.

Что ж, это понятно. Как в деревне воспитывают детей, он ощутил на собственной шкуре. Когда мать сбежала от отца, его на несколько лет отдали в семью деда. Суровые, обелённые годами мужчины решили дать мальчику настоящее мужское воспитание. В три года его без седла посадили на коня, от души хлестнув животное для большего ускорения. А в пять бросили с лодки в воду, в чём мать родила – так Сергуньку учили плавать.

В последствие поэт не раз рассказывал, что всегда удивлялся, как не стал заикой после такого воспитания.

Глава 12

Услышав шум из-за закрытых дверей, мы, переглянувшись, вернулись в зал. Лекция продолжалась, накал страстей набирал обороты.

- Вот, кстати, твой будущий коллега, репортёр одной из наших газет «Новая заря» - Нейман Василий Иванович.

- Просвещение и всеобщая грамотность,- продолжал Нейман своё выступление,- вот, что нам жизненно необходимо.

- Без этого мы не построим общество, основанное на новых справедливых началах.

- Посмотрите на простой неграмотный народ сейчас. Буйным цветом расцвели там, дичайшие по своей сути -косность мышления, предрассудки и суеверия.

- Что далеко ходить, буквально на днях, я стал не просто свидетелем, а участником совершенно дикой сцены.

По поручению редакции моей газеты, я посетил на Никольской, часовню Святого Пантелеймона – покровителя болящих и целителя, с целью понаблюдать за так называемыми «порченными», как в народе называют людей, страдающих припадками. Я уже писал раньше о суевериях, распространенных среди жителей Москвы, поэтому знал, где собираются больные, которым народная молва приписывает одержимость нечистой силой.

С самого утра туда пришёл житель одной из подмосковских деревень, «порченный» семнадцатилетний крестьянин Василий Алексеев. Одна из стоявших у храма женщин, крестьянка Наталья Евлампиевна Новикова пожалела голодного паренька, угостив его яблоком. Тот надкусил его, потом так случилось, что ему сделалось дурно, начался очередной припадок. Василий стал кричать и плакать. Сердобольный горожанин посадил его в свою пролётку и отвёз в больницу. И тут вдруг, какая-то женщина закричала, что припадок произошёл от яблока, а Новикова – ведьма. Возбуждённая толпа вспыхнула как спичка. Раздались крики: «Бей колдунью!», «Колоти ведьму!» - Новикову начали толкать, она получила несколько ударов. Схватив несчастную женщину за руку, я вырвал её из рук неистовой толпы, и потащил прочь, за стену Китай-города.

Не тут-то было. Народ погнался за нами, крича: «Бей его, чтобы не заступался в другой раз! Отнимай и бей колдунью!». Не знаю, чем бы всё это для нас закончилось, хорошо бы, если только побили, но вмешался городовой, который и успокоил наших преследователей.

Переждав шум в зале, когда окружающие стали бурно обсуждать услышанное, Василий Иванович продолжил:

- Вчера я написал статью, касающуюся так называемого обряда «отчитывания кликуши». Завтра она пойдёт в номер, а пока я просто зачитаю её для вас.

(От автора: далее подлинный текст одного из московских репортёров. Решил ничего не менять – лучше оригинала не напишешь).

«У церкви все стояли без шапок, крестились. Путь от часовни к озеру был пуст. Только я подошёл к озеру и хотел выйти на свободную дорогу, как меня остановили и не пустили, крича, что здесь должен бес бежать к озеру, а если окажешься на его пути, то он может войти в тебя и ты погиб. Хочешь стать бесноватым? Но я оттолкнул их и пошёл. У воды, на большом камне, сидел древний старец с окладистой бородой и густыми нависшими бровями, с металлическим образом на груди, в чёрном длиннополом сюртуке, вытертом и изорванном. Старухи в чёрных платках и тёмных сарафанах держали под руки совсем обнажённую девушку лет 18–20. Распустили чёрные косы её и что-то шептали на ухо. Она закрыла глаза и дрожала. Красивое лицо было обмочено слезами, губы шептали: „Оставьте меня“. „Молись, несчастная!“, — сурово крикнула старуха. Старик поманил старух пальцем, и те потащили к нему девушку. „Благодетели, оставьте меня!“ — взмолилась она, падая на колени. „Ты не знаешь, что говоришь, устами твоими глаголет бес“, — громко сказал старик. Женщины подняли девушку на камень и растянули на спине. Она не сопротивлялась, но продолжала шептать, и тело её вздрагивало в судорогах. В толпе уверяли, что её трясёт бес. Кто-то сказал: „Посмотрите сами, то ли ещё будет“. Старик кричал заклинания, а старухи нараспев скороговоркой продолжали что-то говорить. Пока старухи (их в толпе называли „пророчицами“) читали молитвы, старик стал растирать тело девушки. Прошло минут десять. Старик сделал знак, и старухи, схватив голову девушки, насильно разжали ей рот. Раздался страшный крик. Девушка вырвалась и хотела приподняться, но тут из-за часовни выбежали ещё две старухи и вчетвером они насели на „кликушу“. Одна придавила ей коленом живот, другие держали за ноги, а другие справлялись с головой и руками. Крик, раздирающий душу, повторился. Старик, уловив момент, засунул в рот кричавшей металлический образок, который лежал у него на груди. Старик уже не гладил, а бил девушку. „Изыди, изыди!“ — выли „пророчицы“. — „Изыди, изыди!“ — повторяла толпа. Девушка билась под ударами и, наконец, освободив рот, стала отчаянно кричать. „Вот-вот скоро выйдет“, — говорили вокруг меня. Старухи, сидевшие на „кликуше“, стали давить ей живот, как обыкновенно месят тесто, а старик бил её по щекам и, казалось, сильно. Крики стали глухими, наверное, девушке засунули в рот образок. Прошло пятнадцать минут. По сигналу старика все остановились, приподняли девушку, поставили на колени и старик, став впереди, стал читать что-то шёпотом. Девушка кричала неимоверно, всё тело её было в синих пятнах, волосы всклокочены, лицо ярко-красного цвета, вид ужасный. „Ишь несчастная, как измучили бедную“, — соболезновали в толпе. По знаку старика девушку опять стали мять, давить и колотить, пока она не повалилась беспомощно, очевидно лишившись чувств. „Вышел, готово“, — произнёс старик. Тут уже стояла новая кликуша, ожидавшая своей очереди».

Минуту все молчали, затем зал наполнился возмущёнными криками.

- Изверги! Мракобесы! Твари! Под суд, таких отдавать надо!

Оглядевшись, заметил, что кричали в основном лица интеллигентного вида, некоторое девушки вытирали слёзы. А вот товарищи из простых - вчерашних крестьян или нынешних рабочих, стояли молча, с отстранёнными лицами. Можно было смело предположить, что с подобными случаями, они сталкивались и раньше, а, возможно, и