уж плоха… Та женщина? Мне бы хотелось искренне ненавидеть любовницу отца. Однако… Я понимал, что всему виной сами Криосы.

Инария молчала, испытывая только лишь внутренние смятения. Эта история… Сильно отличалась от всего, услышанного раннее.

Вернее… Основные события те же. Но смысл как-то поменялся.

Порой Монтроуз казалось, что она слишком напоминает Диосу «ту женщину». Похоже… Это не так?

— Я хотел, чтобы род Криос прервался.

— Ч-что? – подобных слов девушка точно не ожидала, с изумлением взирая на эрцгерцога.

Неужели, он серьезен…?

— Звучит странно, не так ли? – криво усмехнулся Диоклетиан. – Мы псы императора и натура у нас собачья. В моих жилах течет грязная кровь самодовольных ублюдков, потерявших рассудок из-за одной женщины. Они загубили… Все. Даже могила моей матери была осквернена ими при жизни. Одна мысль о том, чтобы продолжить этот род… Вызывала отвращение.

Пальцы мужчины сжались в кулаки.

— Дело было не в тебе, Инария. Я не собирался жениться ни на ком. Хотел позднее… Взять на воспитание мальчика из приюта, дабы передать ему опостылевший замок. Но… Потом появилась ты. Девушка из рода Монтроуз… Сильно отличалась от других моих любовниц. Признаться честно, твоё появление – будто нарушение всех моих клятв.

И вновь печальная улыбка отразилась на его губах, ударяя по самообладанию Инарии. Что же с ним творится? Что… Творится с ней?

— Вначале я думал, что это временно. Однажды тебе надоест – и ты исчезнешь. Но… Каким-то образом, леди Монтроуз принесла тепло в мой замок и по камушкам собрала разрушенное. Я не хотел играть с тобой в семью, давая ложную надежду. И потому держал дистанцию, словно она смогла бы помочь мне сохранить остатки той клятвы.

В тот момент Криос прекратил улыбаться. Непостижимая усталость заставила его взгляд потускнеть.

—… Со временем мне стало казаться, будто эта отстраненность вполне нормальна. Я даже считал, что ты счастлива жить подобным образом. Но, когда леди Монтроуз покинула мой замок… Я, наконец, осознал. Всё тепло, которое я ощущал в последние годы, было от тебя.

Свистящий ветер проник в склеп, раздувая край шали и её алые волосы. В глазах девушки стояли слёзы и, неожиданно, она выпалила:

— Это неважно!

Инарию трясло. Зачем, зачем он говорит всё это? Почему именно сейчас? Диоклетиан будто признавался ей в чувствах и… Монтроуз просто не могла больше терпеть.

Эмбер Бёрнс. Девушка, которую Диоклетиан полюбит.

Или же…? Надежда пылает в груди, но Ина душит её на корню.

— Выслушай меня, прошу, - хмурится мужчина, но она уже выбежала из склепа.

Коленки Инарии дрожали, ровно, как и плечи.

— Уходи, оставь меня… Не обещай того, чего не сможешь выполнить!

Она скрылась в поместье, напоследок хлопнув дверью, будто бежала от ненавистного преследования. Но частичка её души всё ещё привязана к склепу и словам Диоклетиана.

«То сновидение… Было ли оно на самом деле правдивым? Кому мне верить? Сердце разрывается от боли. Но разум… Разум, как всегда, против»

Инария вновь стоит перед зеркалом в полный рост.

«— Запомните, леди Монтроуз… Запомните своё отражение. Именно так должна выглядеть любовница эрцгерцога» - нежный шёпот из прошлого заставляет её вздрогнуть всем телом.

«Страшно. Мне просто страшно поверить Диоклетиану и столкнуться с судьбой» - неожиданно, поняла девушка.

Она могла бы быть упорной. Она могла стать упрямой. Но, в глубине души… Ей всегда казалось, что она не заслуживает счастья.

Слишком безрассудная. Слишком распутная. Опорочила светлую память родителей.

Задолго до того момента, когда Диоклетиан впервые её оттолкнул… Инария отступила сама.

«Я не буду претендовать на нечто большее» - сказала она мысленно и смирилась, пусть даже купаясь в несчастье каждый день.

Но тот сон кое-что изменил. Он будто показал цену этого смирения, весь уровень самообмана Инарии Монтроуз. И пробудил в ней желание сопротивляться.

Девушка медленно поднялась в свою спальню и подняла старую записную книжку, пропитанную слезами.

— Сон… Был подобен заклятию, удерживающему от краха. И… Я могу создать ещё одно заклятие?

Пустой вопрос в тишину. Инария никогда не была прекрасной принцессой. Скорее уж ведьма, заточенная в мрачном замке… Который построила сама.

— Да, я загадаю желание, - устало улыбнулась графиня, - и, если ему суждено сбыться…

То верный путь найден.

***

Диоклетиан в тайне ненавидел поместье Монтроуз. Оно подобно непроницаемому гробу, хранящему осколки былых дней. Инария постоянно стремилась к поместью, но ей никогда не становилось лучше в его стенах.

И сейчас… Графиня снова заперлась в этом гробу, отказываясь разговаривать с Диосом.

А он так и не успел сказать самые важные вещи. Но Диоклетиан был весьма упорен.

«Один раз, пусть всего один раз всё пойдёт так, как задумано изначально» - с раздражением подумал мужчина.

Наконец, он подошёл к главной двери поместья и медленно постучал.

Старый привратник открыл не скоро, зыркнув на эрцгерцога особенно недобро.

— Я прибыл к графине Монтроуз, - холодно проговорил Криос.

— Госпожи сейчас нет дома, - медленно проскрипел Адам, - но вы можете войти.

Не самый радушный приём, да только Диоклетиану всё равно. Он прошёл внутрь ветхого поместья и слегка нахмурился.

Его встретила одна-единственная служанка, которая, кажется, прислуживала Инарии ещё в юности.

— Сделать вам чаю, господин? – спросила она мимоходом.

Эрцгерцог отрицательно покачал головой.

— Я могу проводить вас в покои госпожи, - неожиданно, предложила Марта.

Диос счел её любезность подозрительной, но отказываться не стал.

Нынешняя спальня Инарии не отличалась изысками и пропиталась старостью. Эрцгерцог чувствовал запах застарелой пыли, от которого свербело в носу.

Криос подошёл к платяному шкафу и открыл его, заранее зная, что увидит лишь платья юности леди Монтроуз, да тёмные наряды старух.

А потом взгляд его упал на скромную записную книжку. Она лежала на прикроватном столике, такая неприметная, что её легко можно принять за мусор. Но, каким-то образом, мужчина почувствовал: эту вещь оставили специально для него.

Пожелтевшие страницы со следами засохшей влаги хранили большую часть того, что было украдкой сказано в черновиках её писем.

«За принятые решения порой приходится расплачиваться всю оставшуюся жизнь. Любовь, на самом деле, омерзительна. Она так крепко держит душу в стальных тисках. Омерзительно-прекрасна…»

«Мои мечты. Мои чаяния. Мои стремления. Всё – о тебе одном»

«Ты всю жизнь скрывался от меня в лесах. Я – скрываюсь за скорбными камнями. Кто-то один, очевидно, должен сделать шаг вперёд, иначе…»

Неприятная боль вспыхивает в висках. Диоклетиан кое-что понял, откладывая записную книжку и обращая взор на Марту.