Баковка, Николина Гора. С конца столетия стародачные поселки активно перестраиваются новыми хозяевами, обычно не имеющими никакого отношения к прежним обитателям тех мест. При этом цена на дома в стародачных поселках очень высока.

В 90-е года в России начался свободный оборот земельных участков «для индивидуального жилищного строительства», под дачи выделялись пустыри на окраинах деревень и бывшие колхозные поля. Однако на этих землях стали строить не только дома для постоянного проживания, но и дачи. Стоимость таких участков, особенно вблизи Москвы и Санкт-Петербурга, год от года повышалась. Средняя цена сотки земли в подмосковном Рублево-Успенском шоссе в 2007 году составляла 45 тысяч долларов. Появилось много богатых людей, которые непременно хотели построить свои элитные дома в природно-исторических парках и заповедниках, или лучших пахотных землях. Многие громкие скандалы последнего десятилетия связаны именно с подобным строительством.

Дача… Перед глазами — июль, в машине или дачном автобусе пахнет клубникой, ягоды красные, сочные. На даче — мансарда, скрипучая кровать, оранжевое одеяло, плющ за окном и пластиковый стаканчик на пыльном древнем письменном столе. Не люблю позднюю осень. На улицах дачного поселка ветрено, холодно, черные балконы, многие уехали, заколотив окна и двери. Постоянно моросящий дождь…

Иностранцы всегда поражались русско-советскому явлению — даче. Несомненно, дача — такая же национальная особенность русских, как водка, баня, балет и медведи. Дачные традиции в России вообще крепки. В словаре Даля слово «дача» упоминается в статье «давать» — давать участки земли с крестьянами. Давал сюзерен, то есть царь, своим вассалам в качестве платы за верную службу.

Для русских дача — какое-то хитрое удовольствие. Как можно столь долго находиться в неестественных для прямоходящего существа позах? А очень даже! Вскопал сотку-другую, разогнул со скрипом спину, оглядел проделанную работу с удовлетворением, прищурился на солнышко, потянулся сладко: хорошо! А этот миф о здоровом образе жизни? Да у дачников профессиональных заболеваний не меньше, чем у шахтеров! А дачный загар? А прополка — смерть маникюру? А вечные вопросы: обокрали — не обокрали, вымерзло — не вымерзло? Наверное, дача — это одно из проявлений стоицизма русского характера. Сами себе создаем трудности, и сами успешно их преодолеваем. Дались нам эти томаты в стране вечнозеленых помидоров! К тому же на рынке привозные в сезон стоят дешевле. Но свои же — вкуснее! Дача — это национальный спорт, которым захвачены абсолютно все: мужчины и женщины, городские и селяне, богатые и бедные. Конечно, дело не только в желании набить погреб соленьями-вареньями. Корни значительно глубже. Испокон веков Россия была аграрной страной. Урбанизация. Индустриализация. Коллективизация. Огромные массы населения были сдернуты с привычных мест и загнанны в каменные мешки. Быть может, именно потомки выселенных на север кулаков пытаются выращивать морковку на вечной мерзлоте. И все чаще звучит идея возвращения к поместной России. Для советского человека, жившего при тоталитарном режиме, под неусыпным оком большого брата, дача была единственным островком частной собственности и частной жизни, местом, где он мог реализовать свою хозяйскую и творческую жилку, проявить индивидуальность. Причудливые цветники и небывалые урожаи становились способом самовыражения. А сама дача — местом, территорией, пространством для внутренней эмиграции. На дачи сбегали от занудства жен и алкоголизма мужей, на дачах укрывались от идеологического вранья, проблем на работе и бытовой неустроенности. Пусть свобода ограничена забором по периметру шести соток, все равно ее здесь было больше, чем в квартирах, кабинетах, цехах. «Земля зовет», — говорит мой сосед по подъезду. И пожилой, тяжело больной человек поздней осенью едет за город обвязывать молоденькие деревца, «чтоб зайцы не погрызли». Ну, хорошо, он дачник с полувековым стажем. Но когда дачи покупают молодые…

— Я согласен, Андрей, что только русский человек из-за дачи может плюнуть на все: на бытовую неустроенность, низкую заработную плату, безработицу. И вместо того, чтобы переучиваться, переезжать, бастовать, бросать и начинать все сначала, как это сделал бы его собрат в любой другой стране, — терпеливо ждет конца весны, чтобы махнуть на дачу. Только русский человек, вдруг разбогатев, может вложить все свои деньги в трехэтажный, мрачный и огромный каменный дом за городом. И это — сразу после щитовой «бытовки», минуя все промежуточные стадии.

Дача — это явный национальный фетиш. Это огороженная территория, на которой нет никаких общих правил, никаких законов, никакого государства. За это мы ее и любим, черт побери. Устойчивый образ жизни, а не ракеты, не космос, не господство в мировом океане, даже не количество нобелевских лауреатов и книг на душу населения — это и есть сила нации. Сила не внешняя, а внутренняя. Никак не выявленная, никем не обозначенная. Именно она, эта сила привычки и образа жизни, позволяет существовать стране в сегодняшних условиях.

Никто не знает, что бы могло произойти, если бы не такой фактор стабильности, как наша русская дача. Она за последнее столетие заменила собой лапти, гармошку, балалайку, даже не знаю что еще. Песни и пляски. Битье морды. Баню, блины, водку, икру, катание на тройках, как это ни кощунственно звучит. Дача стала главным резервуаром национального духа. Именно наша, смешная и покосившаяся, требующая вечного ремонта, абсолютно бескомфортная, не пригодная для холодного времени года, наполненная старой мебелью и ненужными книжками — да еще и сосущая кровь своими грядками, поливками, препирательствами с соседями.

Именно здесь мы становимся абсолютно свободными.

Сходишь на своей станции — и точно знаешь, что документы здесь у тебя проверять не будут. Остаешься в одних плавках — и наплевать на чужие взгляды. Орешь во все горло — и все замечательно, никто не обижается, не раздражается, не просит немедленно прекратить.

Дача неизменна, как мироздание. Мне кажется, именно эта неизменность помогла нам перенести все катаклизмы последнего времени. Мир рушился, шатался, уплывал из-под ног, но на каком-то одном участке суши жизнь текла точно так же, как раньше. Впрочем, дача помогла и в советское время. Ровно в шесть население резко бросало важнейшие участки социалистического строительства и неудержимо бросалось к вокзалам. Русского человека, рвущегося на дачу, остановить не мог никто.

— Знаешь, Андрюша, что я люблю на даче? Я часто вижу, как белка рыжая скачет по сосновым веткам. Я сижу на веранде бани и, прищурясь, смотрю на нее. И еще я люблю больше всего в природе, когда деревья расщепляют солнечные лучи. Возникают блики. Нежные блики, которые скользят по воздуху. Качаются сосны и ели, поют листочки рябины, шелестит клен. Так бы и сидел тут всегда. Так бы и не двигался. А зачем двигаться? Ведь все и так хорошо!

Сейчас