больше злился. Мало того, что Сьюзен бросила его ради другого, теперь он мог потерять большую часть своего социального обеспечения, если она его бросит. Кеннета ещё больше разозлили слова Сьюзен о том, что если он попытается что-нибудь провернуть, Марк Патнем упрячет его за торговлю наркотиками. Сосед Кеннета, Джонни Бланкеншип, рассказал ему, что Патнем приехал во Фриберн и предложил 5 тыс. долларов любому, кто подбросит Кеннету кокаин. Испуганный и разъярённый Кеннет начал избивать Сьюзен на глазах у детей и других членов семьи. Ему хотелось унизить её всеми доступными способами.

— Что ты делала сегодня? — спрашивал Кеннет в ярости. — Ты трахалась с Марком? Ты с ним трахалась? Миранда, твоя мамочка сегодня трахалась!

По словам Бо, всякий раз как Сьюзен возвращалась из Пайквилла, Кеннет расхаживал по дому, бормоча себе под нос: “Шлюха, шлюха”, а Сьюзен кричала: “Ах ты, сукин сын, вали уж лучше отсюда!” Но примерно на следующий день Кеннет пытался помириться со Сьюзен, ходил за ней повсюду, как щенок, пытался что-то для неё сделать, спрашивал, не нужно ли ей чего-нибудь в магазине, и приносил маленькие подарки для детей.

Затем, когда Сьюзен в очередной раз уезжала в Пайквилл, ссоры начались снова, и иногда Бо видел, что у сестры распухла губа или на руке синяк. Сьюзен говорила:

— Это сделал вон тот ублюдок, — и указывала на Кеннета.

Бо злился и хотел отмутузить Кеннета, но Сьюзен не позволяла.

— Просто забудь об этом. Оставь его в покое, — говорила она.

Несмотря на страдания, с которыми ей приходилось мириться во Фриберне, Сьюзен чаще встречалась с Марком, занималась с ним сексом и была полна решимости забеременеть. Они с Марком были в полном распоряжении друг друга более двух месяцев, и она полагала, что он с Кэти согласились на пробное раздельное проживание. Марк только сказал ей, что Кэти на некоторое время вернулась в Коннектикут. Он не сообщал ей, что через некоторое время уедет сам.

В конце февраля, через месяц после выкидыша, Сьюзен снова забеременела. Сначала она ничего не рассказывала Патнему. Инстинкт подсказывал ей подождать. У неё появилась тяга к тунцу и винограду, она каждый день просыпалась с утренней тошнотой, но была более чем довольна. Она знала, что скоро забудет о доме в Вулкане, как о страшном сне. Не желая, чтобы Кеннет мешал её беременности, она планировала временно переехать к Шелби.

Итак, пока Марк ждал перевода, Сьюзен думала о том, когда рассказать Марку о ребёнке и где ей можно спокойно его выносить его. Можно было временно перебраться к Шелби, но Сьюзен понимала, что нужно убраться из Фриберна. Она была уверена, что Патнем включит её в федеральную программу защиты свидетелей, хотя он пока ничего ей не обещал. Убедившись в этом, она решила, что в конечном итоге будет жить где-нибудь рядом с ним во Флориде, она даже рассказала Шелби и Кеннету о том, как работает программа защиты свидетелей, утверждая, что её переселят в другой штат.

— Дома всё начало меняться: она готовила не так, как обычно, уже ничего не делала по дому, не проводила время с детьми, — вспоминает Кеннет. – Мыслями она находилась где-то в другом месте. Все разговоры она переводила на программу защиту свидетелей, утверждая, что однажды просто исчезнет. Она сказала мне, что будет в таком месте, где её никто не сможет найти.

В ответ на её претензии Кеннет пригрозил поехать в Пайквилл и настучать Патнему в репу. Сьюзен передала это Марку, и тот пригрозил “подставить” Кеннета в незаконном обороте наркотиков. В ответ Кеннет сказал Сьюзен, что у него есть фотографии, на которых она с Марком входит в мотели Пайквилла и выходят из них. Он сказал, что покажет их Кэти Патнем. Он также пригрозил показать копии их телефонных счетов ФБР. Сьюзен взяла столько телефонных счетов, сколько смогла найти, и быстро измельчила их, а потом выбросила, как конфетти, в реку Таг.

В своей решимости разоблачить Марка Патнема и удержать Сьюзен, Кеннет начал записывать свои разговоры со Сьюзен, намереваясь при необходимости передать записи властям. Он повесил на тело мини-магнитофон и заставил Сьюзен открыто признаться в романе с Патнемом. В этих записанных разговорах она признавалась в любовной связи, торговле наркотиками и говорила, что получает от ФБР деньги за свою “работу”, признавая, что всё это время они с Марком занимались любовью в номерах мотелей, а счета оплачивало ФБР.

Кеннет записал на плёнку многое из того, что говорила Сьюзен за несколько недель до того, как она покинула дом в Вулкане и переехала к Шелби, и в середине марта передал записи Келси Френду-младшему на хранение. Он сказал Френду, что если с ним когда-нибудь что-нибудь случится, записи послужат доказательством некоторых “событий” в ФБР. Френд отказался слушать записи, но сохранил их в офисе.

В первом разговоре, записанном на магнитофон, Кеннет указал на то, что Марку Патнему прекрасно известно, что Сьюзен торгует наркотиками, но Патнем покрывает её.

— Дай мне закончить, ладно? Если я буду работать на них, они меня защитят! Если я не буду работать с ними, думаешь, они защитят меня? Чёрта с два! — говорит Сьюзен с плачущими на заднем плане детьми.

— Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь подставил мою задницу! А тут оказывается, что ты толкаешь наркоту и делаешь вид, что так и должно быть! – отвечает Кеннет.

— Я сказала Марку, что мне нужно платить по счетам. Он сказал, что если у меня недостаточно денег, то клянусь, он сказал, что я могу торговать — с кем угодно! Он разрешил мне торговать! Он сказал, что если меня и поймают, он меня отмажет.

— Он сказал, что поможет тебе, если тебя арестуют? Он знает, что ты торгуешь наркотиками?

— Я говорила ему, что толкаю кокаин. И я спросила: если меня поймают — то есть, реально, — скажем, пришлют наряд домой, вы, ребята, собираетесь мне помочь? И Рон, и Марк — оба сказали, что помогут. Они сказали: мы не позволим засадить тебя в тюрьму.

В другом записанном на плёнку разговоре Сьюзен рассказывает Кеннету, какой Патнем в постели.

— Так вы с ним по мотелям шляетесь?

— Да.

— И давно ты этим занимаешься, Сьюзен?

— Не твое собачье дело.

— Знаю, но...

— Мы с Марком встречаемся около полутора лет.

— Блин... я с самого начала подозревал, а ты всё отрицала!

— Ага.

—