Вдруг капитан Немо остановился. Он подождал, пока я к нему подойду, и, вытянув палец вперед, указал мне на какую-то темную массу, явственно вырисовывавшуюся в полутьме, невдалеке от нас.

«Это лес острова Креспо», подумал я и не ошибся.

Итак, мы, наконец, пришли к опушке леса, вероятно оттого-то из красивейших мест в необозримых владениях капитана Немо. Он считал этот лес своей собственностью, присваивая себе те же права, какие были у первых людей в первые дни существования мира. Впрочем, кто мог оспаривать у него эти права на подводные поместья? Какой другой, более смелый пионер явится сюда с топором в руках вырубать дремучие леса?

Лес острова Креспо состоял из больших древовидных растений, и, как только мы вошли под его просторные своды, я был поражен одной особенностью в расположении ветвей. Ничего подобного я до сих пор ещё не видывал!

Травинки, ковром устилающие дно, и ветви, растущие на деревьях, не гнулись, не изгибались и не лежали в горизонтальной плоскости — все они перпендикулярно поднимались к поверхности океана. Самые тонкие стебельки вытягивались стрункой кверху, как железные прутья. Фукусы и другие водоросли вследствие плотности окружающей среды росли вверх по строго перпендикулярной к поверхности моря прямой. Эти растения, если я отодвигал их в сторону, тотчас же принимали прежнее положение, как только я убирал руку.

Вскоре я привык к этому странному царству вертикальности, так же как и к окружавшей нас относительной темноте. «Почва» леса была усеяна острыми камнями. Подводная флора показалась мне очень обильной.

Мне не сразу удалось отличить растительное царство от животного: я принимал животнорастения, зоофиты, за водяные растения — гидрофиты, и наоборот. Да и кто не ошибся бы да моем месте? Фауна и флора ведь так тесно переплетаются в этом подводном мире[34]!

Я заметил, что все растения искусственным образом прилеплялись к грунту, а не росли из него. В этом нет ничего удивительного: лишенные корней, они требуют от почвы не жизненных соков, а только точки опоры. Поэтому они одинаково охотно селятся и на камнях, и на песке, и на гальке, и на ракушках. Эти растения живут, дышат и питаются водой, которая их окружает. Большинство из них вместо листьев выпускает маленькие пластинки самой причудливой формы. Расцветка этих пластинок ограничена гаммой следующих цветов: розовый, карминно-красный, зеленый, оливковый, бурый и коричневый. Я снова увидел здесь, но уже не засушенными, как в коллекциях «Наутилуса», а полными жизни, падин-павлинов, похожих на раскрытые веера, яркокрасные церамии, ламинарии, вытягивающие молодые побеги, нитевидные нереоцистеи, расцветающие на высоте пятнадцати метров, букеты ацетабулярий, чьи стебли утолщаются кверху, и множество других морских растений, которые все не имели цветов. «Какой странный мир, — сказал один натуралист о подводном царстве, — здесь животные цветут, а растения не дают цветов»

Под сенью различных растений, не уступающих по величине: деревьям умеренного пояса, виднелись, словно настоящие заросли живых цветов, целые изгороди из зоофитов, над которыми пышным цветом цвели меандрины с извилистыми бороздками, желтоватые звездчатые кораллы — кариофиллии — с прозрачными щупальцами, и — в довершение аналогии с наземным садом — рыбы-мухи перелетали с цветка на цветок, как рой колибри, а из-под ног у нас поднимались, как стаи бекасов, желтые леписаканты, летучие петухи и моноцентры.

Около часа дня капитан Немо дал сигнал к отдыху. Мы растянулись на дне под сенью аларий, длинные стебли которых вздымались кверху, как шпили готического собора.

Этот отдых был чрезвычайно приятен. Не хватало только, возможности поболтать. Но ни говорить, ни слушать нельзя было. Я довольствовался тем, что приблизил свою большую медную голову к такой же голове Конселя, и увидел, что глаза моего славного товарища блестят от восторга. В знак своего полного удовлетворения он комично завертел головой внутри металлического шлема.

Меня очень удивило, что после четырехчасовой прогулки Я не испытывал голода. Почему желудок проявлял такую умеренность, я не знал. Но зато мне нестерпимо хотелось спать, как это бывает с водолазами. Веки мои смежились под толстым стеклом, и я отдался дремоте, которую до тех пор преодолевала только ходьба. Капитан Немо и великан-матрос первые подали пример и быстро уснули на песчаном ложе.

Не могу определить, сколько времени я проспал. Когда я очнулся, капитан Немо уже был на ногах. Я только начал потягиваться, как вдруг заметил в нескольких шагах от себя огромного морского краба, ростом в целый метр; пяля свои раскосые глаза, он, повидимому, хотел напасть на меня. Хотя мой скафандр был достаточно плотным, чтобы защитить меня от его укусов, я все-таки не смог сдержать дрожи ужаса. В эту минуту проснулись Консель и матрос с «Наутилуса».

Капитан Немо указал на отвратительное животное, и матрос тотчас же убил краба ударом приклада.

Встреча с огромным членистоногим навела меня на мысль, что в этих темных глубинах могли обитать и другие животные, более страшные, против которых мой скафандр не явится достаточной защитой.

Я решил быть настороже.

Я думал, что этот отдых означает конец прогулки, но оказалось, что я ошибся, — вместо того чтобы повернуть к «Наутилусу», капитан Немо снова пошел вперед.

Дно постепенно все больше понижалось, и, идя по его покатости, мы уходили все дальше в глубь моря. Было, вероятно, около трех часов пополудни, когда мы достигли узкой ложбины, расположенной между двумя отвесными скалами на глубине в сто пятьдесят метров. Благодаря совершенству наших водолазных костюмов мы опустились уже на девяносто метров ниже того предела, который природа, казалось, установила для подводных экскурсий человека.

Я определил глубину нашего погружения в сто пятьдесят петров, хотя, конечно, никаких инструментов для измерения расстояния от поверхности воды у меня не было. Но я знал, что даже в самых прозрачных водах солнечные лучи не могут проникать глубже. Между тем на той глубине, на какой мы находились, царил полный мрак. Но вдруг впереди вспыхнул довольно яркий свет. Это капитан Немо зажег свой электрический фонарик. Его спутник последовал этому примеру. Тогда Консель и я также зажгли свои фонари: мы повернули выключатель, и змеевидная трубка, наполненная газом, засветилась от действия электрического тока.

Свет наших четырех фонарей осветил море в радиусе двадцати пяти метров.

Капитан Немо продолжал углубляться в темный лес. Деревья становились все реже. Я заметил, что растительная жизнь исчезала быстрее, чем животная. Мы уже почти не встречали морских растений, тогда как зоофиты, членистоногие, моллюски и рыбы продолжали еще кишеть вокруг нас.

Мне пришла в голову мысль, что электрические фонари должны были привлечь к нам внимание морских обитателей. Но если они и приближались к нам, то все-таки оставались на почтительном расстоянии, недостаточном для успешной охоты.