За дверью послышались шаги.

Ката поспешно села и вытерла слезы. Вошла Нирри.

— Мисс, там к вам господин...

— Господин? Какой господин? Неужели аптекарь так скоро вернулся?

Но это был не аптекарь, а красивый молодой синемундирник в парадной форме, со сверкающими глазами и напомаженными черными усами. Изящным жестом отпустив горничную, он поспешно переступил порог, снял треуголку, отвесил Кате низкий поклон, зажав под мышкой трость и белые перчатки.

— Дамы, надеюсь, вы простите мне этот дерзкий визит, но...

Ката в испуге оглянулась и посмотрела на тетку. Быть может, следовало разбудить ее?

Ну, уж нет!

Ката с улыбкой обернулась к гостю, учтиво указала на диван, шепотом велела Нирри взять у гостя шляпу, трость и перчатки.

Горничная не слишком охотно повиновалась. Из гостиной она уходила хмурая.

Ката с любопытством смотрела на незнакомца. Тот заговорил тихо, словно не хотел разбудить Умбекку:

— Мисс Вильдроп, я, видимо, смутил вас. Вы мне знакомы, а я вам — нет. Но, быть может, от вас не укроется некоторое сходство с...

— Простите, сэр, я...

Офицер по-актерски прикрыл рукой лицо, отвел руку... и на миг лицо его обрело сходство с физиономией старика. Стало легко домыслить красноватые ревматические глаза, впалые морщинистые щеки... Ката была озадачена, но тут ее гость изобразил над своей макушкой нечто вроде башенки и покачал ею из стороны в сторону.

Ката рассмеялась. Старик в высоченном парике!

— Мой... дядюшка... не совсем здоров. Нет-нет, ничего серьезного. Как и вашей милейшей опекунше, ему нужен только отдых и покой. Но, мисс Вильдроп, мой дядюшка чрезвычайно обеспокоен вашим самочувствием, и как радостно будет мне сообщить ему, что вы пребываете в добром здравии.

Мой дядюшка — джентльмен старой закалки, мисс Вильдроп. Не сомневайтесь, он бы, несомненно, предпочел засвидетельствовать вам свое почтение лично. Будь это возможно, он бы так и сделал, но да будет мне позволено умолять вас принять вместо благородного графа скромного капитана?

Чары разрушил Раджал. Он бросился к сестре и, схватив ее за руку, увел от солнечных лучей. Мила вырывалась, требовала, чтобы он ее отпустил.

— Что стряслось? — взволнованно спросил Джем. — Я ничего не понимаю.

— Она вещала, — ответил Раджал. — Кто-то говорил через нее. Какие-то злобные...

— Но ведь такое и раньше бывало?

Джем, не на шутку встревожившись, вспомнил о том, как Мила в последний раз впала в такой транс, и о том, как это объяснила Великая Мать.

«Дар ясновидения силен в ней, но Мила еще мала, и ей предстоит обрести способность владеть своим даром. Слишком легко она становится проводником для злобных существ, которые жаждут вернуться в этот мир, для тех созданий, что некогда были отвергнуты Ороком, и теперь просятся наружу из Царства Небытия, пытаются прорваться сквозь непрочную завесу, которая отделяет нас от этого царства».

Джем поежился. Он не раз слышал, как девочка бормочет какие-то непонятные слова.

«Еще младенцем, лежа в колыбели, она легко произносила слова. Часто она тяжко заболевала на несколько дней, и мы опасались за ее жизнь».

— Значит, тут сила злобных существ велика, если она оказалась беспомощна перед ними, как младенец. — Радж нежно гладил волосы сестренки. — Ну, будет тебе, Мила. Уже все хорошо...

— Это раньше мне было хорошо! — Мила вырвалась и гневно уставилась на брата. — Как ты не понимаешь, братец Радж! Варби хотели говорить. Они хотели говорить... через меня! А теперь они ушли, ты их рассердил!

— Я тебя рассердил, — попробовал возразить Радж.

— О чем она говорит? — обескураженно спросил Джем. — И что это значит — «варби ждут»?

— Нова, ты что, ничего не знаешь? Помнишь ту ночь, когда мы тут только-только лагерем встали? Помнишь ту песню, что пела тогда Великая Мать у костра?

Джем смутно помнил длиннющую балладу, половина слов в которой была на древневаганском языке. Песня была красивая, но Джем уснул, когда она еще не была спета и наполовину.

— То была песнь, задабривающая духов, — объяснил Раджал. — Великая Мать говорит, что мы должны уважать духов древности. Варби некогда населяли эту долину, это было задолго до того, как сюда пришли племена эджландцев. И потом еще долго, очень долго источники, которые теперь находятся под землей в стенах города, принадлежали варби. В древние времена здешние крестьяне понимали варби и жили с ними в ладу, а жители Агондона их прогнали. Теперь варби живут в недрах холмов, оплакивают утраченные ими целебные источники и ждут того дня, когда они к ним вернутся.

Джем нахмурился. Он кое-что знал об истории Варби. Высокосветская публика начала осваивать эти места во времена правления святой императрицы Элабет I. Военный губернатор, генерал лорд Миландер не без удовольствия обнаружил, что купание в теплых варбийских источниках благотворно сказалось на его здоровье — его подагру как рукой сняло. Обуреваемый благодарностью, он пожертвовал крупную сумму на создание в этих местах агонистского монастыря. Через некоторое время этот монастырь, но еще более — целебные источники стали местом массового паломничества. В Агондоне многие модные лекари стали рекомендовать своим пациентам съездить в Варби на воды, а в девятьсот семидесятом цикле, во время эпидемии чумы в Зензане, Элдрик VIII переехал в этот маленький курортный городок вместе со своим двором. С этих пор судьба Варби была решена. Эпидемия чумы миновала, но аристократы продолжали валом валить в Варби, и не только ради здоровья, но и ради развлечений.

Джем никогда не слышал о существах под названием «Варби», но даже в тех проповедях, что ему доводилось слышать в агонистском храме, порой упоминались злобные создания, некогда обитавшие в этих краях.

Джем подумал о змее Сассорохе и поежился.

Мила, успевшая отойти в сторону, пристально смотрела на столп солнечных лучей, озарявших то место, где она только что стояла. У Джема разыгралось воображение или лучи действительно стали ярче? Раджал тоже смотрел на разгорающийся свет и на сестру. Взгляд его метался.

— Ну, ты сказал, что они были злобные, — поторопил его Джем.

— Они рассердились, — без тени усмешки уточнил Радж. — А когда кто-то рассердится, если его несправедливо обидели, от этого один шаг до злости.

Так могла бы сказать Великая Мать. Собственно, она так и говорила несколько лун тому назад, после того как Раджал и Нова в очередной раз подрались. Джем не удержался от смеха, но тут же умолк, когда к нему обернулась Мила и произнесла своим собственным голосом, в котором, правда, не осталось ничего детского:

— Тебе-то смеяться ни к чему, принц Джемэни.

Птица, сидевшая на ветке, сопроводила эти слова Милы громким щебетанием. Мила сорвалась с места и побежала, птица вспорхнула и полетела за ней, лавируя по зеленым лабиринтам соснового бора.