Родин вспомнил эту жуткую картину, и его передернуло от омерзения.

– А что же вождь, не пытался помешать тебе? – спросил Родин.

– Знаешь, мой храбрый русский, я бы на твоем месте забыл о старом проходимце, по которому давно плачет петля на рее, а спросил бы о судьбе своей молодой сеньоры. Ведь она сейчас в опасности: твои друзья двинулись на жабий остров. А этот остров, скажу я тебе, одно из самых опасных мест Амазонии. Там точно не место для любого из нас, а тем более для больной и слабой сеньоры. К тому же со стороны острова совсем недавно доносились выстрелы, – заговорщицки понижая голос, поведал испанец.

Родин побледнел и в мгновение ока превратился в собранного и жесткого человека дела.

– Друг мой Серхио, я никогда не забуду того, что ты сделал сегодня для меня, и ты всегда вправе рассчитывать на мою помощь – отныне я твой должник. Но теперь настало время спасать мою прекрасную Ирину. Ты со мной?

– Сеньор Родин, я с тобой. А главное, что с нами шустрая пирога, которую я… м-м-м… одолжил у карликов – на ней мы домчим до острова за считаные минуты.

Не мешкая, благородные кабальерос отправились в путь.

Родин какое-то время был сосредоточен и молчалив, думая о Ирине и мучительно переживая за нее, но вдруг прервал молчание:

– Скажи, ради чего ты здесь? Ты ведь покинул своих, забыл о наживе, оставил в покое карликов. К чему все это геройство? У меня нет денег, заплатить тебе нечем. Я иду на все ради спасения своей любимой, а ты ради чего? Не на Золотое ли сердце ты нацелился, мой бескорыстный спаситель? Так знай, что за него тебе и дырявого песото не видать.

В лице Серхио мелькнула ярость, которая секундой спустя сменилась добродушной и грустной усмешкой. Испанец выудил из-за пазухи цепочку с амулетом и протянул ее, не снимая с шеи, ближе к Родину.

– Смотри, благородный сеньор, у меня уже есть дырявое песото: других мне не надо, а этот дороже всех сокровищ мира. Это песото оставил мне мой отец, который умер в бедности. Забавно, что по линии отца я – потомок далекого предка, который завоевывал эти места вместе с великим аделантадо Писарро. Отец не оставил ничего кроме этой монетки и наказа, который передается в нашем роду, начиная от предка-завоевателя. Этот завет – девиз нашего родового герба: «Лишь честь и отвага помогут тебе добыть золото, но если ты будешь гнаться за ним через подлость, то у тебя не будет даже дырявого песото». Я же, последний продолжатель некогда славного рода, завет отца сложил в самый глубокий сундук своей души и утопил его в удовольствиях, женщинах и вине. Я был отважным, когда отбирал чужое, и не вспоминал о чести, чтобы жить легко. Вот только все эти удовольствия и легкие деньги не давали мне счастья: золото утекало сквозь пальцы и рядом не было настоящих друзей. Жизнь вопреки завету отца ничего не дала мне. Но Дева Мария добра ко мне и послала тебя, чтобы я увидел, что такое жизнь по чести, жизнь человека долга. Ты наверняка заветам своих предков не изменял? – спросил испанец Родина.

– Не изменял я законам совести и закону Гиппократа, но и заветы предков не забывал, – ответил Георгий.

– Так вот, сеньор Родин, я помогу тебе ради своих предков и во имя своей новой жизни, полной достоинства и отваги, – торжественно присягнул незадачливый потомок конкистадоров. – Ты вернул мое сердце, а я помогу тебе вернуть твое.

Тут пирога некстати дернулась и остановилась – нос ее уперся в жабий остров. Зловещая тишина и зловоние обволакивали лодчонку с героями, делая воздух вполне осязаемым. Темная, стоячая вода, покрытая сплошным одеялом из ряски, окружала их суденышко. Карабанья, перешедший невольно на шепот, прошипел еле слышно в ухо Родину:

– Вся эта ряска никакая не ряска. Берегись, амиго, это миллионы крошечных ядовитых жаб. Это из-за них на острове такая вонь…

Внезапно из глубины островка донесся жутчайший, нечеловеческий крик. У Родина захолонуло сердце, и его моментально прошиб пот. Стремглав выскочив из пироги на берег, он помчался на этот крик и саженей через триста застал картину, похлеще иных иллюстраций из средневековых книг, фантазирующих о страданиях грешников и адовых муках.

На небольшой проплешине среди вековых секвой, на троне из выдолбленного дерева лежала заплесневелая фигурка мертвого старика, напоминающая мумию. Тело мертвеца было сплошь облеплено жабами, а посреди лба зияла черная дыра.

Родин опешил настолько, что не сразу заметил своих спутников, застывших в неестественных позах, как персонажи гоголевского «Ревизора»: Всеволода – в виде свечи, с поднятыми вверх руками; отца Лоренцо, занесшего свои пудовые кулачищи над невидимым врагом и устремившего в небо лицо в немой мольбе; Анюту, с закрытыми глазами и подкосившимися от страха коленями, и госпожу Большакову, закусившую с досады губу. Последним Родин увидел индейца, тщательно прицеливающегося из винтовки в какую-то, только ему ведомую цель. Проследив за направлением, куда была нацелена винтовка, Георгий понял причину, по которой его соратники застыли восковыми фигурами.

Невероятных размеров анаконда обвила в смертельных объятьях какую-то маленькую фигурку – той фигуркой, увы, была Ирина! От этой сцены даже видавшего виды военного лекаря проняло. В голове промелькнули десятки вариантов, которые он с космической скоростью отбросил один за другим. Промедление вытягивало из Ирины жизнь капля за каплей, и за неимением винтовки Родин приготовился метнуть в рептилию нож. Следующий по пятам Серхио мягко, но уверенно опустил занесенную для броска руку Родина и грустно прошептал:

– Ни одно смертное существо не способно поразить эту цель.

Мужчины невидящими глазами смотрели на анаконду и отказывались принимать собственное бессилие. Вдруг мелькнула чья-то тень, и все увидели, как госпожа Большакова уверенными шагами двинулась в сторону попавшей в беду Ирины. Никто не успел ни словом, ни делом остановить ее, и в следующую секунду все было кончено: Людмила Анатольевна невероятным по силе и точности ударом пробила анаконде череп своей знаменитой гирькой-кистенем и, подставив руки под мгновенно обмякшее туловище змеи, удержала падающую Ирину. Вихрем подлетел Родин и выверенными, быстрыми движениями мачете начал разделывать анаконду, постепенно освобождая Ирину из страшного плена. Присевшая рядом победительница жуткой змеи невозмутимо прокомментировала свои действия:

– Я, господа, видала таких рептилий в действии, и надо сказать, что нож и пуля тут бессильны – уж больно велик риск ранить человека. Вот кистень – это, пожалуй, был единственный шанс в нашей ситуации.

Георгий, продолжая высвобождать Ирину из мускулистых колец смерти, поднял глаза на госпожу Большакову и в искреннем порыве произнес:

– Теперь я ваш должник.

Так, в один день Георгий получил нежданную помощь людей, от которых никак не мог ее ожидать.

Впрочем, всеобщая радость из-за спасения Ирина длилась недолго. Компания снова замерла в угрюмом молчании. Все переглядывались, но видели в глазах друг у друга только растерянность и тревогу. Жабий колдун был мертвее мертвого. Неведомый убийца избавил его от необходимости указывать путь к племени карихона. А теперь выяснилось, что и подлый вождь племени куальчи для них потерян, благодаря быстрому ножу Карабаньи, и на вопросы вряд ли ответит.