Пабло крепко сжимал в руках лук, глядя на удаляющийся берег. Все воины были обезоружены, винтовки, карабины и револьверы утонули в глубинах озера, духовые трубки разломаны, а луки сожжены, впрочем, их осталось не так уж и много. Даже если какой-нибудь хитрец спрятал лук или духовую трубку, стрела или дротик все равно не долетит до быстрой пироги, а патронов у волосатых варваров не осталось ни одного. Опытный глаз увидит любое движение. Ничего ему не помешает.

С берега на лодку, уже превратившуюся в точку, смотрели десятки озлобленных глаз.

А Ирина Жернакова, чуть покачиваясь, разбирала свою люльку. Этого не видели ни Георгий, ни Всеволод. Они лишь скрежетали зубами и толкали плечами полуобнаженных воинов племени карихона, сжимавших в бессилии кулаки.

Пабло, конечно, обыскал Ирину, но совсем забыл о люльке. Именно к ней отец Лоренцо привязал свой карабин. А один-единственный винтовочный патрон – мамин – лежал у нее в кармане, замотанный в грязный носовой платок. Надо уметь не только любить, но и стрелять.

Рыжеволосая красавица проверила винтовку, щелкнула затвором, вырвала золотой волосок из макушки, бросила перед стволом. Ветра почти не было – поправки делать не следовало, маленькая лодка уменьшалась и уменьшалась на ровном, словно зеркало, озере.

«Любовь победит смерть» – вот что было написано на амулете, который отнял и вернул ей сердце, который превратил ее в любовь, а любовь – в нее. Осталось, как в старинном уроке про казнь и помилование, поставить точку в нужное место. И тогда Сердце вернется в свое племя. Точка – это пуля. А мама поможет.

– Береги моего сына, девочка, – звучал в ее голове теплый ласковый голос. – Я всегда тебя любила, дочка, – шептал другой. – Ты знаешь, как стрелять. Стреляй сердцем. Надо уметь не только стрелять, но и любить.

Пуля-точка вошла точно в отверстие, в которое смотрел прищуренный глаз Пабло, хотя конечно это был совсем не Пабло. В этот момент лучший агент Страны восходящего солнца в Южной Америке, храбрец и философ Секиро Йомамото перестал существовать.

Мешок с Золотым сердцем и обломками алтаря выпал из его разжавшихся коленей на дно лодки. Булькнула хрустальная ампула со смертью, мирно опускаясь на дно озера.

Юные воины продолжали грести. Они были так сосредоточены, что не слышали выстрела. А Георгий обернулся первым. Его прекрасная Ирина, стоявшая на высокой скале, даже не опустила ствол винтовки. Она ласково посмотрела на него.

Глаза ее были такие же прекрасные, как и у мамы.

Сегодня Тихий океан в самом деле был тихим, спокойным и величественным. Уставшее южноамериканское солнце окрашивало разноцветные флаги на мачтах кораблей в причудливые узоры, деловито суетились матросы, полуголые носильщики, так непохожие на волжских крючников, заносили на борт коробки, ящики и корзины, гортанными криками разгоняя гражданских пассажиров и ловко обходя морских офицеров.

Впрочем, на группу, остановившуюся в центре порта, никто не осмелился бы прикрикнуть – слишком опасно выглядели мужчины, стоявшие рядом с дамами: красивый, гибкий, как плетка, и острый, как наваха, испанец с русоволосой голубоглазкой, крепыш, обнимавший ослепительную красавицу, и лохматый бородатый гигант, который, впрочем, держался чуть поодаль от своей не особенно привлекательной спутницы, что-то пишущей в блокнот.

– Что ж, господа, – сказала Лариса Анатольевна, не отрывая карандаша от бумаги, – Золотое сердце племени карихона в самом деле исполнило все наши мечты. Георгий Иванович спас свою возлюбленную, да еще и получил материнское благословение, ваша покорная слуга собрала уникальный материал для диссертации, Всеволод Иванович избавился от детских комплексов… кстати, теперь он станет полноправным членом Русского географического общества… Ирина обрела красавца жениха, и, уверяю, подарки племени хорошенько помогут встать на ноги молодой российской семье…

– И не только российской! – перебил ее испанец. – Клянусь, этого золотого песка, – Серхио хлопнул себя по кошелю на поясе, – нам с Анной хватит на роскошную виллу в Венесуэле. Мы будем отдыхать в иль патио у фонтана, пить вино из собственных виноградников и любоваться на закат, а наши дети будут играть с павлинами! Мы построим госпиталь, и моя богиня будет лечить бедняков со всей округи…

– Господи, как же я рада за вас! – улыбнулась Ирина, и Георгий поддержал ее.

Вдалеке гулко зазвенел судовой колокол.

– Наша галоша уже в третий раз зовет нас на борт, – улыбнулся испанец. – Прощайте, друзья! Прощайте, сеньор Хорхе, простите меня за то недоразумение на острове карликов. В любом случае, я сделал правильный выбор, когда пошел потом с вами, а не с моими головорезами… Я в самом деле чувствую себя кабальеро, а не шакалом, и я получил золото, которому, конечно, грош цена, и алмаз – мою донну Анну, – которому нет цены. Вы вернули мне сердце, и я обязан вам жизнью! Жаль, что пути наши расходятся… Вспоминайте о нас в своих северных краях!

– Примите же наше благословение, – радостно ответил Георгий, крестя пару. – Не плачьте, Анюта, а то я тоже заплачу… Впрочем, плачьте – слезы счастья в самом деле куда прекрасней золота.

Серхио с Анной прошли к трапу. Испанец, как бывалый моряк, ловко вскочил на сходни и протянул руку своей спутнице. Но она вдруг вырвалась и побежала назад, не стесняясь своих рыданий.

– Георгий Иванович! – кричала Анна. – Георгий Иванович! Не поеду я ни на какую виллу! Я с вами хочу, с вами! В Старокузнецк! Чтобы хоть одним глазком видеть вас… Не гоните! Георгий Иванович!

Родин-старший отошел чуть в сторону. По щекам его тоже текли слезы.

– Мама, мама, – шептал он. – Помоги мне, мамочка.

Здоровяк держал над водой кисет с зеленоватой жижей, словно раздумывая, кидать его в воду или нет.