Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаете, когда они прилетели первый раз, двадцать девятого декабря сорокового, это было воскресенье. Я думал, что наступил апокалипсис. Вообразите себе, их были тысячи! И эта стальная армада, заслоняя солнце и небо, надвигалась на Лондон. Мы до последнего момента были уверены, что они не решатся нас бомбить. Мы думали, что они все-таки европейцы, а они оказались хуже монголов и славян. Во время первой бомбежки погибло несколько тысяч человек, в основном гражданских. Наших летчиков, пытавшихся атаковать немецкие бомберы, сбивали «мессершмитты» сопровождения.
— А что было дальше? — спросил Коля.
— Дальше? Дальше был Ковентри. Вы об этом могли читать в газетах. У вас в Стокгольме продают английские газеты?
— Sure, — вставил Юрген.
— Дальше бомбежки стали ежедневными, а иногда они прилетали и по нескольку раз в день. Королевские ВВС первое время не могли защитить Англию, но постепенно наши пилоты приобретали опыт и стали сбивать бомберы все чаще и чаще.
— И что? Бомбежки прекратились? — В вопросе Коли мелькнула надежда.
— Нет, — покачал головой Нортон. — Они перестали прилетать днем и стали бомбить нас по ночам.
— Как это — по ночам? Ничего же не видно!
— А вот тут уже начинается самое интересное! — В Нортоне проснулся энтузиаст радиоэлектронной борьбы. — Действительно непросто ночью с воздуха найти наземную цель и попасть в нее. Это непросто даже днем. Представьте себе, с аэродрома во Франции взлетает немецкий бомбардировщик. Ему нужно выйти на цель, которая лежит за несколько сотен километров от точки взлета. На борту должен быть очень хороший штурман, чтобы навести пилота на цель с первого захода. Ночью ситуация усугубляется. Если днем штурман может свериться с картой, на которую заранее нанесены ориентиры, то ночью у него такой возможности нет.
— Так это… — В Коле тоже проснулся военный специалист. — Можно же и по-другому! Допустим, самолет взлетает в известной точке. Штурману известно расстояние до цели и направление на нее. Направление можно выдержать по гирокомпасу. Скорость самолета известна. Сообразуясь со временем и скоростью, штурман сможет высчитать точное время, когда необходимо открыть бомболюки.
— Верно, — похвалил Нортон. — Но это только в расчетах. На бумаге. В реальной обстановке в чистые расчеты вмешиваются внешние факторы. Например, приборы показывают не истинную скорость самолета, а, так сказать, математическую. Ветер может быть попутным, а может быть и встречным. В обоих случаях приборы покажут одинаковое значение, но истинная скорость будут различной. Кроме того, летательный аппарат подвержен влиянию ветра и турбулентности. Самолет будет сносить с курса боковым ветром, хотя компас будет честно показывать верное направление. Отклонение от цели в точке бомбометания в этом случае может достигнуть нескольких километров.
— Как же тогда поступить?
Нортон сходил в фургон и принес оттуда листок бумаги и карандаш. Он присел на корточки возле антенны и прямо на коленке стал чертить схему для наглядности объяснения.
— Немцы изобрели гениальную штуку. Они наставили вдоль французского побережья свои радиомаяки и с помощью этих маяков безошибочно наводят свои бомберы на наши города.
— Это как?
— Да очень просто! Штурманы эскадрильи или авиаполка на земле рассчитывают курс до цели. Затем эти данные передаются в радиослужбу. Там специалисты строят луч от точки взлета до цели, а маяки служат для корректировки курса. Если самолет лежит на верном курсе, то маяки молчат. Если пилот начинает отклоняться влево, то у него в наушниках идут тире Морзе и он добирает вправо. Если он отклоняется влево, то в наушниках у него идут точки Морзе — пик-пик-пик-пик-пик. Эти точки прекращаются, когда пилот положит самолет на верный курс. А радары вроде того, что стоит в Кап-Гринэ, указывают удаление до цели. Когда самолеты выходят непосредственно на цель, это видно на экранах немецких радаров. Дается сигнал штурману, и он начинает бомбометание.
— Но ведь таким образом они безнаказанно сметут половину Англии! — возмутился Коля.
— Не беспокойтесь, — улыбнулся Нортон. — Талантливые инженеры, к счастью, есть не только у немцев. Наше командование быстро раскрыло систему наведения немецких бомберов и смогло принять адекватные и эффективные меры защиты.
— Это какие же?
— Да очень простые. Вдоль побережья было построено несколько десятков ложных маяков, работающих на немецкой чистоте. Они не только глушили немецкие маяки, но и уводили их бомберы в сторону от цели. Если пилот лежал на верном курсе, то маяки давали ему в наушники точки и он доворачивал самолет влево, пока не смолкал сигнал. Немцы благополучно бомбили леса и поля в стороне от населенных пунктов и военных объектов. Чтобы успокоить немецкую разведку, в английской печати печатались статьи с фотографиями об очередной безжалостной бомбардировке.
— Ловко придумано, — одобрил Коля и вспомнил про странные вышки возле Кентербери. — А эти маяки стоят на таких необычных вышках?
— Ну да, — подтвердил Нортон. — Так это еще не все. На наши ночные истребители была поставлена система RADAR, и теперь наши пилоты могут определять местонахождение немецких самолетов даже в полной темноте. Немцы уже давно не летают над Англией безнаказанно.
Раскладушка не понадобилась. Юрген ночевал один, а Коля и Нортон провели всю ночь возле фургонов и антенны. Коля оценил всю практическую пользу системы RADAR и решил непременно узнать о ней как можно больше. Помощь Юргена не понадобилась. Объясняя устройство и принцип действия RADAR, Нортон стал чертить схемы и формулы, которые Коля понимал. Полтавское командное училище связи дало Коле хорошую квалификацию инженера-связиста. Страна Советов не могла себе позволить швырять деньги на обучение «чему-нибудь и как-нибудь», а потому учила основательно и с курсантов спрашивала строго. Время от времени Коля перехватывал у Нортона карандаш, быстро чертил какие-то загадочные закорючки и ставил знак вопроса. Нортон кивал, брал карандаш и чертил новые схемы и формулы. К утру Коля знал о RADAR достаточно, чтобы, вернувшись в Швецию, своими руками построить такой же.
Дежурство Нортона закончилось, и ему нужно было возвращаться в Лондон. Они пошли будить Юргена, который проспал всю ночь. Небритый и хмурый Юрген начал ворчать, выспрашивая про завтрак или хотя бы чашечку кофе с булочкой, но Коля и Нортон, каждый по своим соображениям, стали торопить Юргена с утренним туалетом, убеждая его, что уже давно пора выдвигаться, а путь до станции неблизкий.
Всю дорогу до станции недовольный и насупившийся Юрген брел позади Коли и Нортона, которые, казалось, не замечали его присутствия. Продолжая ночной разговор, Коля говорил по-шведски и строил различные фигуры из пальцев. Внимательно выслушав Колю и рассмотрев построенные фигуры, Нортон говорил «well» и в свою очередь принимался жестикулировать и объяснять на английском. Несколько раз они присаживались сбоку дороги, Коля доставал листок, Нортон — карандаш, и снова чертились схемы и формулы. Они измучили друг друга, но остались довольны знакомством. Нортон понял, что перед ним инженер-энтузиаст, а Коля оценил, что Нортон — еще один источник информации.