Только у самых окраин деревни им навстречу попалось несколько машин. Автомобиль катил вниз по холму, последнему перед въездом, когда в глаза приятелям бросился лозунг «За свободный Уэльс!», намалеванный на кирпичной стене грязной известкой. Его встретили ироничным смешком.

— Это, случайно, не… — начал было Малькольм, пуская в ход свой ужасающий американский акцент, но Алун не дал ему договорить:

— Уймись, придурок! Что с тобой? В глаза не видел этого клоуна, а он у тебя с языка не сходит. Прекрати.

— Вспомни, что было в последний раз, когда ты его копировал, — сказал Чарли.

— Выбрось этого Кадвалладера Тулл-Тин[24]Пью из головы!

— Эй, я просто подумал, что можно сказать ему об этом лозунге! Плюнь в валлийского националиста — попадешь в дерьмо.

— Вряд ли он тебя поблагодарит, если окажется в говне, — резонно заметил Алун.

— Так и я об этом, тупица.

— Черт, это все выпивка. Замедляет мои умственные процессы.

— Мои-то точно замедляет, — сказал Малькольм, выкручивая руль. — Извините.

— Слава Богу, и мои тоже, — добавил Питер.

Вопреки всему сказанному чем ближе компания подъезжала к цели, тем сильнее чувствовалось предвкушение. Они миновали разрушенную железнодорожную станцию и несколько выработанных карьеров. Теперь дорога шла вдоль берега, где до недавнего времени собирали моллюсков и съедобные водоросли. Начался поселок. В глаза бросались ржавые крыши из оцинкованного железа и фасады магазинов, которые не мешало бы покрасить. В первом встретившемся на пути пабе обнаружился бильярдный стол половинного размера, телевизор, беззвучно транслирующий передачу для детей, и всего два человека: официантка болтала со своим приятелем, который тем временем не забывал угощаться из автомата для продажи арахиса. Первым желанием было уйти сразу, но Чарли заметил, что, возможно, в другом месте выпивки им не дадут. Кто знает, когда в этой дыре перестают торговать спиртным.

Однажды двадцать лет назад Чарли за целый день, от подъема до отхода ко сну, не выпил ни грамма. Собственно, подъема как такового и не было: Чарли был абсолютно уверен, что он при смерти, и сообщал об этом всем интересующимся. Тем не менее днем он выстоял в толпе на матче Уэльса против Франции, который проходил в Кардиффе. Вечером они с Софи, тогда еще молодожены, устраивали вечеринку — отменять ее было уже поздно. Со стаканом апельсинового сока в руке Чарли зачарованно наблюдал, как его ровесники с необычайной скоростью пьянели один за другим, их голоса и лица менялись прямо на глазах, между двумя глотками. Теперь он не без страха заметил, что с Малькольмом происходит то же самое: едва они выпили рядом с блестящим игровым автоматом, как глаза приятеля затуманились и он неожиданно качнулся вперед.

Чарли поддерживал Малькольма под правую руку на протяжении всей двухминутной прогулки до следующего прибрежного паба, который Алун заметил раньше. Вода спала, и обнажившаяся после отлива полоса берега издавала резкий, неприятный запах. Впрочем, с этим ничего нельзя было поделать, как и с дождем, который заморосил вновь. Поблизости виднелись лишь три-четыре припаркованные машины, в остальном поселок словно вымер. Кроме мужчины средних лет, который вошел в дом и исчез, единственным признаком жизни служил свежий мусор под ногами. И это в то время, когда на улицах должно быть полно народу! Тишина вокруг стояла, как на холме, откуда друзья недавно спустились.

— Чем они тут занимаются? — довольно внятно спросил Малькольм, когда они перешли боковую дорогу, на которой не было никакого движения, даже ветер не гонял бумажки. — Я имею в виду в наши дни.

— Кто его знает. Полагаю, производят лимонад или дезодоранты.

— Некоторые, должно быть, ездят на работу в город.

— Понятия не имею.

— Заметь, уровень безработицы в здешних местах выше, чем во всей Великобритании, включая Ливерпуль и северо-восток Англии.

— Хм.

— Знаешь, Чарли, это ужасно. По-настоящему… чудовищно. То есть представь, что ты сам застрял в дыре, где нет ни перспектив, ни будущего, где вообще ничего не происходит. И никаких… возможностей.

— Угу.

— Чисто из любопытства, Чарли, как ты думаешь, Мэгги Тэтчер бывала в этих местах?

— Вряд ли, если у нее есть хоть капля здравого смысла. И уж точно она не совалась сюда после того, как здесь закрыли первую угольную шахту. По-моему, в девятьсот десятом году.

Продолжая беседу в том же духе, они вскоре добрались до двери, вернее, дверей, «Шип-инн», которые вполне могли бы служить входом в лекционный зал или здание местных органов власти. Однако на этом сходство заканчивалось: внутри оказался типичный деревенский паб с электроорганом, выщербленными медными столами, трехэтажными сандвичами и местными объявлениями, на редкость плохо оформленными и безграмотно написанными. Еще там толпились люди. Вот где были все жители!

С появлением четырех новых посетителей гвалт немного стих и многие уставились на вошедших. Ничего удивительного, учитывая, что на чужаках была необычная одежда вроде пиджаков и галстуков, а Питер и, в меньшей мере, Чарли поражали своими размерами. К тому времени как друзья устроились в самом дальнем и малолюдном углу, гул уже звучал с прежней силой.

Чарли поковылял к стойке.

— Ничего, — ответил Малькольм на вопрос, что ему взять.

— Выпей что-нибудь безалкогольное.

— Нет. Я лучше пойду посижу. В общем, вы меня понимаете.

Он опустился на кресло в ярко-оранжевом чехле, которое явно попало сюда прямиком из гостиной чьей-нибудь тетушки. Оттуда же, видимо, доставили большую часть мебели, и в первую очередь — пергаментные абажуры. Через минуту Малькольм уже спал. Остальные трое молча переглянулись и кивнули, поняв друг друга без слов.

— Отлично, — сказал Алун. — Теперь ему не отвертеться, повезет нас обратно.

— Да он бы и не сопротивлялся, — заметил Чарли.

— Конечно, но лучше решить все цивилизованным путем.

Терпеливо прождав намного дольше положенного времени, Чарли сделал заказ одному из барменов, малому с длинными, до плеч, волосами, обрамлявшими лысину. Тот неторопливо приготовил требуемые напитки и подал, не выказывая особого почтения к клиенту.

— Прекрасно, пока у нас все есть, — сказал Чарли. — Еще воды? Кстати, как тебе Гвен?

— О Господи! — воскликнул Алун и повторил почти другим тоном: — О Господи. — Он бросил злобный взгляд на Чарли: — Ну ты и сволочь!

— Успокойся, старик, это дело семейное, никто ничего не узнает. По крайней мере от меня или от Питера. Собственно, я потому и заговорил об этом, пока еще трезвый как стеклышко, что хочу тебя предупредить: не дай Бог, Малькольм что-нибудь заподозрит. Он…

Может, Чарли и не рассердился бы, заметив промелькнувшую на лице Алуна ухмылку, если бы ему самому не захотелось усмехнуться.