Хорошо, что уже темно, и он, наверное, не догадается, что она плакала…

— Здравствуйте, Андрей Петрович.

— А вы что тут делаете? Вы к нам? — спросил он, пытаясь рассмотреть, что там у Насти в коробке.

— К вам? — удивилась Настя. — Нет, что вы. Я просто гуляю.

— Гуляете? — Светкин отец задрал рукав куртки и посмотрел на часы. — Уже десять часов, — сообщил он ей.

— Десять? — Настя словно очнулась.

Сколько же она тут просидела?

— Или вы с собакой? — Андрей повертел головой и поискал взглядом предполагаемую собаку.

Собаки никакой не было. Была только какая-то вся растрепанная и, похоже, зареванная Светкина учительница. С подозрительной коробкой в руках. Подозрительной потому, что там что-то шевелилось. Андрей, как дурак, стоял возле нее и не знал, что думать. Что делать, он не знал тоже. Уйти было неудобно, а подобающие случаю интеллигентные вопросы у него кончились. Что еще можно сказать женщине с такими глазами? Андрей вдруг подумал, что ему совсем не нравится то, что он увидел и что почувствовал, глядя на эту странную учительницу с прекрасными раскосыми глазами, в которых плескалась такая тоска и такая боль…

— Я с черепахой, — неожиданно услышал он ее голос и перевел взгляд с Настиного лица, которое она старательно от него прятала, отворачиваясь и опуская голову, на подозрительную коробку.

— Что — с черепахой? — переспросил он, потому что соображалось как-то туго.

Нелогично все было. Неправильно. Как в другом измерении. Вроде все то же самое, что и обычно, но как-то все не так. Ну что особенного, если заплаканная женщина, пусть даже и с прекрасными раскосыми, как у восточной кошки, глазами сидит в одиннадцатом часу на лавочке у его дома с коробкой, в которой черепаха? Ну что в этом особенного? Она же не танцует в костюме пожарного на крыше гаража? Просто сидит с черепахой… Но все равно не укладывалось как-то все это у Андрея в голове… Устал, наверное…

— Гуляю… — пояснила Настя, шмыгнув носом. Платка в кармане не оказалось.

Из носа текло, а вытереть было нечем. Не рукавом же… А когда Настя опускала голову, чтобы Светкин папаша не разглядел ее позора, то тогда начинало течь еще сильнее…

— А… Понятно… Гуляете?.. — Андрей понимающе кивнул головой, думая о том, что не понимает совсем ничего.

Настя не выдержала и вытерла нос тыльной стороной ладони. Она постаралась сделать это как можно незаметнее. Поправила сначала волосы, потом почесала щеку, а потом, отвернувшись, провела под носом. Заметил или нет? Заметил, скорее всего. Он же в упор на нее смотрит… Ну и ладно!

— Вы далеко живете? Давайте я вас провожу? Поздно уже. А вы с черепахой… — Андрей улыбнулся, глядя на Настю, которая сейчас была похожа не на строгую учительницу, которую все боятся — и дети, и их родители, а на его Светку, расстроившуюся из-за того, что он с мужиками не взял ее с собой на рыбалку.

— Нет! — очень поспешно ответила Настя. — Не нужно! Что вы… — Она как-то вся засуетилась и завертелась на скамейке.

Собиралась сбежать, что ли?

— А что? — спросил Андрей, присаживаясь на лавочку и пытаясь заглянуть Насте в глаза. — Почему не нужно? Провожу, и все. А то я переживать буду, как вы дойдете…

— Не надо переживать… — Настя подняла глаза, быстро на него взглянула и тут же опустила голову еще ниже. — С какой это стати вы должны за меня переживать? Не надо…

— Я все равно буду. Пойдемте. Куда? Вы где живете? — Андрей встал и протянул руку Насте.

Настя руки ему не дала. Встала сама.

— Вон там, за перекрестком. В кирпичном доме. — Она махнула рукой, показывая, куда идти. — Тут совсем недалеко. И народу еще много. Я бы и одна могла…

Андрей ничего не ответил. Просто пошел рядом. Они молчали. Шли и молчали. Настя подумала, что хорошо вот так идти и молчать. Молчать вместе…

— Анастасия Сергеевна, а я попробовал делать то, что вы сказали.

— Что? — спросила Настя, которая тоже сегодня соображала как-то не очень хорошо.

— Ну, за руку там Светку брать. И все такое…

— А… Ну да… — вспомнила Настя. — И что?

— Светка такая ласковая оказалась! Ее словно прорвало. Я ее просто по голове перед сном погладил и в щеку поцеловал, а она мне на шею кинулась и спросила — люблю ли я ее.

— Да? И что?

— Я сказал, что люблю, конечно. А она выдала мне, что боялась, что не люблю. Представляете? Она, оказывается, переживала…

— Вот об этом я вам и говорила.

— Да… Я понял… Спасибо, что помогли. Сам бы я не догадался. Трудно даже представить, что может твориться в маленькой детской головке.

— Да… — согласилась Настя. — Знаете, почти все проблемы взрослых людей выросли из детства…

— Да, конечно, я слышал об этом, — согласился Андрей, — но для меня это были лишь общие фразы, не касающиеся меня и Светки. Понимаете?

— Да, понимаю… Вот мой дом. Спасибо, Андрей Петрович.

— Не за что. Я с удовольствием с вами прогулялся.

Андрей улыбнулся Насте как-то очень по-доброму, именно так, как улыбаются несмышленым детям…

— А как зовут вашу черепаху? Это мальчик или девочка?

— Я еще не знаю, — сказала Настя и подумала, что ей совсем неважно, мальчик или девочка ее черепаха. — Я ее только что купила около вашего дома. Там зоомагазин есть. А назвала я ее Вероникой.

— Вероника, — повторил Андрей и подумал о том, откуда только взялась эта Анастасия Сергеевна с ее черепахой…

— До свидания, — сказала Настя и пошла к подъезду.

— До свидания…

Андрей еще долго стоял и смотрел на захлопнувшиеся двери. Он не думал ни о чем, просто стоял и смотрел на небо, звезды, на темные и светлые окна, одно из которых Настино… Почему-то не хотелось куда-то идти и что-то делать. Суетиться и торопиться не хотелось. Как хорошо вот так просто стоять, растворившись во времени и пространстве… Кто он? Зачем? Может, его нет? И все только сон или мираж? Кто эта женщина с такими глазищами, которые он никогда не забудет? Зачем он встретил ее? На свою голову…

А ведь он очень торопился домой, когда увидел во дворе Настю. Еще нужно было успеть проверить у Светки математику и попробовать успеть выучить с ней стих. Она не умела учить одна. Или не хотела… Кто ее разберет, эту Светку… Рыжая хитрющая лиса! Вот кто она! Стихи у них полагалось учить только следующим образом: Светка читает вслух четыре или пять раз каждое четверостишье, а Андрей обязательно должен внимательно слушать. Отвлекаться на просмотр телевизора и на прочие приятные вещи категорически запрещалось. Потом Светка, закрыв текст ладошкой, повторяла четверостишье по памяти. Андрей должен был внимать с подобающим такому важному случаю вниманием. Потом следовало следующее четверостишье. И так до конца стихотворения. Потом Светка читала весь стих — тоже раз пять. Потом учебник передавался Андрею, и Светка пыталась рассказать все целиком. Длилась каторга не меньше часа. И заниматься ничем, кроме разучивания стихотворения, было невозможно. Андрей заодно со Светкой выучил все стихи, которые входили в программу начальной школы, и мог бы теперь, при желании, блистать цитатами, поражая воображение собеседника своей образованностью.