Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Микаэла тряхнула головой, решив, что это, должно быть, миндальное масло оказывает на нее такое странное воздействие.
– Дайрмид, а что случилось с ногой Гилкриста? – спросила она, вспомнив, что уже давно хотела об этом узнать.
– Несколько лет назад он упал во время охоты, сломал в двух местах правую ногу, и кости плохо срослись.
– Наверное, его лечили не вы? – предположила Микаэла.
– Да, я был в очередном походе с королем и вернулся только через несколько месяцев после несчастья. Кость срослась, рана зажила, но нога осталась изуродованной.
– Плохо сросшиеся кости можно прооперировать, – заметила она осторожно. – Хотя, разумеется, такая операция по силам только самым искусным хирургам. Таким был мой покойный муж Ибрагим… Но вы ведь тоже очень умелый и знающий хирург!
Быстро взглянув на нее, Дайрмид отвел глаза:
– Был когда-то…
Микаэла коснулась его левой руки, по которой змеились шрамы.
– Нет, вы не утратили своего искусства! – убежденно сказала она. – Я уверена, вы можете помочь Гилкристу. Надо снова сломать кость в месте старого перелома и правильно ее совместить…
– Это очень рискованно, – возразил Дайрмид. – Я еще ни разу не делал ничего подобного, а у вас просто недостанет на это сил. К тому же Гилкрист никогда не согласится. – Он убрал свою руку и поглядел Микаэле в глаза: – Наверное, вы считаете даншенских Кемпбеллов скопищем уродов?
Он улыбнулся, но в его голосе ощущалась горечь.
– Вовсе нет! – поспешно сказала Микаэла. – Вы все кажетесь мне очень красивыми.
– Вот как? – удивился он. – Что ж, Гилкрист и впрямь очень красив; пожалуй, можно назвать хорошенькой Бригит, но остальные мои родичи…
– Гилкрист красив, как античный бог, и Бригит очень хорошенькая, – подтвердила Микаэла. – Но я имела в виду совсем другую красоту – красоту любящей души, которую ценю намного больше телесного совершенства. Вы и ваши родные очень добры, я в этом убедилась. Я слышала, как в разговоре с Максуином вы отказались отправить девочку в монастырь, я видела гнев на вашем лице и на лице Артура, когда Ранальд отпускал нелестные замечания о Гилкристе и Сорче… Кстати, надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я наблюдала за вами и подслушивала?
– Нет, – покачал он головой, – я даже рад этому. Дело в том, что я хочу просить вас осмотреть мою сестру. Знаю, у вас есть основания сердиться на Максуина, но вы можете ей помочь.
Микаэла нахмурилась:
– Похоже, вы ждете от меня сразу двух чудес, хотя сами не пожелали совершить для меня ни одного!
Она тут же пожалела о своих словах: очень уж резко они прозвучали. Но Дайрмид, похоже, не рассердился.
– Я не прошу вас о самом чуде – только осмотрите Сорчу и сделайте для нее то, что может сделать врач. Разумеется, вам трудно решиться на поездку в Глас-Эйлин, но я боюсь, что помощи одной повивальной бабки, которую нанял для Сорчи Ранальд, будет недостаточно. Понимаете, бедняжке нужен даже не столько врач, сколько подруга, наперсница, с которой можно было бы поделиться своими заботами и страхами. Все, о чем я прошу вас, Микаэла, – провести с Сорчей несколько дней, чтобы поддержать и подбодрить ее. Мы так за нее боимся…
– Я подумаю и сообщу вам ответ, – сказала молодая женщина. Она в который раз поразилась, какое у Дайрмида доброе, великодушное сердце! Это не могло не тронуть: к тому же на сей раз речь шла только о медицинской помощи… И все же надо было как следует взвесить, к чему может привести поездка в замок, находящийся во власти Ранальда Максуина.
– Благодарю вас, – негромко ответил горец.
Микаэла отвернулась, заботливо накрыла Бригит одеялом и пробормотала: – Мне не меньше вашего хочется вернуть девочке здоровье…
– Нет, – покачал головой Дайрмид. – Никто не может хотеть этого больше меня!
– Знаете, мне доводилось видеть, что с хромыми и увечными обращаются хуже, чем с собаками, – задумчиво произнесла Микаэла. – Во многих городах Европы они влачат жалкое существование. Бесприютные, голодные и оборванные, они выпрашивают милостыню, они вычеркнуты из жизни и забыты теми, кто по завету господа обязан о них заботиться. Мой покойный муж Ибрагим пытался помочь таким несчастным вновь обрести телесную крепость. За это некоторые из коллег превозносили его, как доброго самаритянина, а другие обзывали глупцом.
– Он был сарацином, ваш муж?
– Он происходил из той части Испании, которую завоевали мавры. Его мать была знатной дамой, христианкой, а отец – обращенным в христианство сарацином. В юности Ибрагим изучал медицину и астрологию в Стамбульском университете, потом перебрался в Болонью – лечил больных и преподавал в тамошнем университете. Там мы с ним и встретились.
– Он был вашим учителем? – удивился Дайрмид.
Микаэла кивнула:
– Он преподавал анатомию, медицину и астрологию. И еще писал трактаты на медицинские темы – вам наверняка довелось читать некоторые из них, ведь он был очень известным врачом. Его звали Ибрагим ибн-Катеб.
– Нет, не довелось, – покачал головой Дайрмид. – Я почти не читал медицинских книг. По-видимому, ваш муж был намного старше вас?
– Вы правы, по возрасту он мог бы быть моим дедом. Когда я поступила в университет, Ибрагим выбрал меня и еще одного студента себе в помощники и стал давать нам дополнительные уроки дома. А потом я поселилась у него: так было удобнее помогать во врачебной практике…
– И стали его женой, – закончил Дайрмид, не сводя с нее проницательного взгляда, и Микаэла отвела глаза, словно боялась, что он прочтет в них ее секреты.
– Ибрагим научил меня всему, что я знаю, – сдержанно сказала она. – Он укреплял мой дух, поощрял тягу к знаниям… Он был для меня воплощением доброты и великодушия.
– Он знал о ваших необыкновенных способностях?
– Да… – пробормотала она, старательно избегая его взгляда. – Ибрагим полагал, что способность исцелять Небо даровало мне как знак моего врачебного призвания. Но в то же время он считал этот дар лишним и даже опасным. Ибрагим внушал мне веру в эмпирические знания, учил доверять собственному опыту и опыту многих поколений врачей, обобщенному в медицинских трудах.
Микаэла почувствовала облегчение – как хорошо, что можно обойтись полуправдой и не рассказывать о том, что для нее сделал Ибрагим.
– Как долго вы были замужем?
– Четыре года. Муж умер около года назад: у него было слабое сердце, хотя он до самого конца это от меня скрывал.
Она закусила губу и отвернулась.
– Вы все еще тоскуете по нему, – мягко заметил горец. – Похоже, вы его любили…
Микаэла вздохнула: он был тысячу раз прав, но зачем ему об этом знать? Как он, однако, странно повернул разговор! Но больше не стоит поощрять его любопытства.