были одеты в стиле субкультуры модов, и процитировала председателя суда, заявившего: «Вы все должны знать, что подобные вещи не могут продолжаться».

Первое, что можно сказать об этой характеристике событий – без сенситизации инцидент такого рода, возможно, не был бы истолкован как относящийся к феномену модов и рокеров. Как очевидцы, так и полицейские могли отозваться о нем как о «шутливой драке» или еще одной «потасовке на танцполе». Показателем общественной сенситизации стало количество ложных вызовов, полученных полицией. В Стэмфорд Хилл, например, после выезда на ложный вызов полицейский охарактеризовал ситуацию так: «Люди немного на нервах после беспорядков на побережье». Низкому порогу тревожности, при котором общественность становилась достаточно нервной, чтобы звонить в полицию, соответствовало увеличение бдительности полиции, отчасти в ответ на давление общественности. В Скегнессе, например, после относительно небольших инцидентов в субботу вечером, в ходе которых полицейские арестовали четырех молодых людей и вмешались в драку в танцевальном зале, в воскресенье полиция затребовала подкрепление. Как писала местная газета, было ясно, что эти действия были предприняты из-за угрозы «беспорядков в Маргите и Клактоне», а подкрепление «позволило полиции продемонстрировать силу в больших масштабах, чем когда-либо в Скегнессе. И эта демонстрация подействовала» (Lincolnshire Standard, 22 мая 1964 года). Похожее происшествие имело место в Уокинге, где горожане боялись, что на ярмарке произойдет драка между модами и рокерами. Из-за этих слухов и по просьбе владельца ярмарки полиция патрулировала территорию, оставаясь на радиосвязи с подкреплением. Никаких беспорядков не произошло (Woking News and Mail, 29 мая 1964 года). В том же месяце, по совету полиции, было отменено крупное моторалли в парке Бэттерси, чтобы избежать хулиганских выходок модов и рокеров.

Из множества сообщений и свидетельств ясно, что первоначальные инциденты повлияли на действия полицейских и судей – и они отдавали себе в этом отчет. Из замечаний мирового судьи в Вест Хэме это менее ясно, но в ряде других случаев отсылка к изначальным событиям была более явной. В Блэкберне, например, суперинтендант полиции, давая в суде показания против двух подростков, обвиняемых в поведении, представляющем угрозу для окружающих (они стреляли в прохожих канцелярскими резинками, находясь в толпе из двадцати человек), сказал:

Этот случай – пример поведения, наблюдаемого во многих частях страны; постепенно оно доходит и до Блэкберна. Мы не потерпим такого поведения. Полиция сделает все, что в ее силах, чтобы искоренить его (Lancashire Evening Telegraph, 29 мая 1964 года).

Как и следовало ожидать, подобная сенситизация была куда более очевидна в самих курортных городах, даже после праздников. Неделю спустя после Троицына дня 1964 года в Брайтоне полиция остановила автобус с молодежью и приказала ему покинуть город. Мировые судьи, особенно в Брайтоне и Гастингсе, указывали в своих заявлениях, что они будут рассматривать хулиганство и прочие подобные правонарушения как проявления феномена модов и рокеров. Этот тип девиантности как таковой рассматривался с точки зрения описательных образов и последующих мотивов мнения.

Еще один важный момент, связанный с инцидентом в Форест Гейте, – возник тип заголовка для статьи в СМИ: «Моды и рокеры снова за свое», «Рост насилия среди подростков» и т. д. Невозможно представить, что без нагнетания фазы описания мог бы использоваться такой вид символизации и что заметкам в прессе придавалось бы такое значение. В тот период пресса, сама сенситизированная к признакам девиантности, была основным механизмом для передачи сенситизации другим – не только освещая и переосмысляя случаи дебоширства, но, как и в период описания, путем создания историй из не-событий. Так, например, после Троицына дня 1964 года в East Essex Gazette (Клактон) появился заголовок «Бандиты держатся в стороне от северо-запада Эссекса» и было напечатано множество других материалов на тему «здесь все спокойно». Другим типом «не-материала» был репортаж об инциденте вкупе с утверждением местных властей (главного констебля), что инцидент не имел отношения к модам и рокерам.

Эти отрицательные заявления имеют тот же эффект сигнала девиантных символов, что и положительные. Сенситизация происходит, потому что символам дается новое значение; исследования катастроф показывают, что во время внезапных бедствий либо когда фактор, вызывающий его, неизвестен, предупреждающие сигналы воспринимаются как часть нормальной системы ориентиров – гул торнадо интерпретируется как шум поезда, рокот водного потока при наводнении – как шум воды, льющейся под напором из крана[140]. Подобные сигналы невозможно пропустить, если население сенситизировано; зато тогда возникает тенденция к чрезмерной реакции. Во время моральной паники и в ситуации физической угрозы люди действуют на всякий случай, по принципу «лучше перестраховаться».

Подобно тому, как непосредственный опыт, истории очевидцев или фольклор учат сообщество распознавать знаки надвигающегося торнадо, так и СМИ создают осведомленность о том, какие признаки могут указывать на конкретную угрозу и какие действия необходимо предпринять. В сообщениях СМИ в изучаемый период не только использовалась, но и развивалась предшествующая символизация. Например, происшествия, случившиеся сразу после праздничных выходных в 1964 году, неизменно освещались как «атаки из мести». В большинстве случаев они не имели ничего общего с первоначальными инцидентами, будучи переосмысленными случаями «обычного» хулиганства. Другой вид ассимиляции новостей в общепринятую систему верований можно наблюдать на примере материала из газеты Daily Telegraph (за 18 мая 1964 года) о трех утонувших подростках, чья лодка перевернулась в Рединге. Заголовок гласил: «Моды и рокеры наблюдают, как трое тонут». На самом деле, хотя на берегу действительно были молодые люди, идентифицирующие себя как моды и рокеры, они были столь же мирными, как и сотни других отдыхающих. Владелец лодки прямо заявил (в интервью в Daily Mail), что парни, нанявшие лодку, были «не из модов и рокеров».

Таким образом, на протяжении всей последовательности каждый инцидент воспринимается как подтверждение общего мотива. Тёрнер и Сурас описывают идентичный процесс:

Как только мотив зутера был установлен, он гарантировал свое собственное разрастание. То, что раньше рассматривалось как нападение малолетних бандитов, теперь преподносилось как нападение людей в зут-костюмах. Оружие, обнаруженное у задержанных молодых людей, теперь трактовалось как знак, что они собирают оружие, готовясь к организации зут-насилия[141].

Подводя итог, можно сказать, что эффекты сенситизации, по-видимому, заключались в следующем: более пристальное внимание к признакам хулиганства; переклассификация случаев хулиганства как связанных с действиями модов и рокеров; кристаллизация процесса символизации, начатого в фазе описания. Важнейший вопрос не в том, были ли инциденты «реальными» или нет, а в процессе их переосмысления. Границу между этим процессом и чистым заблуждением провести нелегко. Хотя и «призрак-анестизиолог», и «призрак-слешер» были очевидно психогенными феноменами, все начиналось с реальных событий, на которые реагировали определенным