– Зовут-то тебя как, болезный? – прошамкала старая кошка.

– Пус Мидун, – сказал Пус, отклоняясь то пронесшейся мимо его морды тарелки с горячим супом.

– Экий странный персонаж. Ты кореец что ли?

– Индеец, – оскалился по мере сил Пус.

– Умный шибко.

– Матушка, дайте графу спокойно поесть.

– Да пусть ест, мне-то что. Я так, я ничего… Я тебя, доченька, предупредила, значит. Потом не рыдай.

– Мне, матушка, рыдать нечего. Мне счастье в дом постучалось.

Кот попробовал взять в непослушные лапы ложку. Он когда-то видел, как этим предметом пользовались, но ему доводилось делать это впервые. Неловкими движениями он сразу расплескал жидкую еду на скатерть.

– Убогий… – снова подала голос старуха.

– Уставший… – едва ли не пропела Науса.

– Заткнитесь… – без прежней твердости промямлил кот.

– А еще и хам. Ну и где, доченька, графские манеры?

– Матушка, что вы все «манеры». Он девять лет как дома не был. Отвык, поди.

– А мышей ловить привык. Позор какой.

Кот смог-таки отправить несколько ложек супа в рот. Горячая еда вызвала ощущение умиротворения. Злобный шепот старухи больше не вызывал внутреннего раздражения, а поскрипывал где-то далеко-далеко. Науса уселась рядом с Пусом и привычными движениями справилась с налитой себе тарелкой супа. Постоянно косясь на Мидуна, она улыбалась и напевала себе под нос мотив какой-то старинной песни, чем-то напоминавшей коту его любимую бравую песню про дохлых собак. Старая кошка лишь едва притронулась к своей еде, затем с недовольным видом прошептала «сидеть за одним столом противно», покинула стол и уселась на кресло рядом. Оттуда она прожигала Пуса взглядом, полным холодной высокомерной брезгливости. Когда с супом было покончено, Науса забрала пустую тарелку и заменила ее на другую.

– А на второе, граф, печеные медузы. Заморский деликатес, мы выписали их из самого побережья. Конечно, это стоило нам копеечки, но ведь по такому поводу можно и погулять. Как вы считаете?

На тарелке оказалось нечто бесформенное и почти бесцветное, присыпанное травами и политое соусом. Пус пнул тарелку лапой, наблюдая за тем, как начала трястись его порция.

– Граф, это медуза. Не бойтесь. Забыли уже? Вы их раньше частенько себе выписывали, когда дела у нас шли лучше. Но ничего, теперь все опять будет хорошо! Я допишу книгу, а вы приметесь за домоуправление, поправите хозяйство. В наших землях без вас порядку не было.

Старуха снова подала голос:

– Этот, извините, граф, судя по всему, под себя в туалет ходит. А ты хочешь, чтобы он по делам на графские собрания ходил. Фи!

Науса никак не ответила на этот выпад. Вместо этого она взяла вилку, наколола кусочек медузы и поднесла ко рту Мидуна.

– Пробуйте, граф. Вспоминайте.

Кот, аппетит которого разыгрался после употребления супа, рискнул откусить кусочек. Медуза оказалась совершенно отвратительной на вкус. Склизкая, воняющая болотной гнилью, медуза обожгла язык Мидуна, сковала скулы и застлала белой пеленой его глаза. Он надул щеки и из глаз его выступили слезы.

– М-м-м… – промычал он.

– Вкусно? Я знала, что вам понравится. Берите еще… откройте ротик… ну же, граф, давайте. Ой, что это вы?…

Кота рвало. Рвало прямиком на сервированный стол, в супницу, в тарелки и на подносы. После небольшой паузы раздалось новое «у-у-у-э-э-э-э», сдобренное хриплым басом Мидуна, и он снова выплеснул содержимое своего желудка на всеобщее обозрение. Науса отпрянула, скривившись от неожиданности. Старуха всплеснула лапами и загоготала:

– Ни дать ни взять – граф. Даже свечи заблевал.

Все закончилось так же внезапно, как и началось. Приступы тошноты моментально откатили, судороги прекратились. Кот стоял возле стола, опираясь передними лапами об стол. Его морда застыла в дикой хищной ухмылке, из пасти толстой нитью свисала слюна до самого стола. Округленные глаза безумно рыскали по комнате. Он вдруг начал хрипеть, а потом закашлял.

– Граф… – еле слышно пропищала Науса, ошалело оглядывая стол.

– Да к Тучуну все! – кот оттолкнул от себя грязную тарелку. – И вас всех к Тучуну! Чтоб вас дьявол тучунский имел! А ну-ка брысь все!

Бесцеремонно сорвав с шеи платок, кот оттолкнул Наусу и, шатаясь, пошел к выходу.

– Граф, позвольте… – Науса попыталась загородить ему дорогу опять.

– Отстань, крыса! – заорал кот. – Ладно, просто по голове, я не издох! Но травить зачем? Я никого не травил!

– Да кто же вас травит! Это же ваша любимая еда! Граф, миленький…

– Пусть проваливает поскорее! – подала голос старуха.

Кот насколько мог быстро доковылял до двери и покинул дом, оставив Наусу стоять посреди комнаты. Она начала всхлипывать, но потом остановила себя и виновато произнесла:

– Граф, простите… Вернитесь!

Но кот уже штурмовал запертую калитку. «Пошло оно все, пошло оно! Не так все должно быть, нет, не так!» – мысли прыгали одна за другой. Пус Мидун, наконец, сорвал калитку и пустился в сторону дома, где они поселились с Чумазым.

Енот тихонько спал в кровати, обернувшись содранной с окна занавеской. В комнате было холодно, точно на улице – сквозь разбитое окно в дом с легким завыванием врывался зимний воздух. Общее состояние кота было ужасным, его мутило, голова неистово кружилась, лапы деревенели, язык и вовсе отказывался ворочаться. Он доплелся до кровати и рухнул в нее с тем, чтобы поскорее закрыть глаза и забыться.

Через некоторое время кот услышал возню и приоткрыл глаз. На улице было светло, но был ли это тот же день, или уже следующий, Мидун не знал. Возле обеденного стола суетился Чумазый, убирая старые грязные тарелки, ставя вместо них чистые. В комнате уже было тепло – кот обратил внимание, что дыра в окне была кое-как законопачена тряпками. Вещи лежали на своих местах, мебель была аккуратно застлана покрывалами, а посреди стола в большой вазе стояли черные веточки, срезанные с дерева во дворе. Чумазый то и дело хмыкал, когда ему удавалось поднять тарелку без особо шума, и тот же час исчезал с ней на кухне. Через миг он уже возвращался с новой тарелкой. Он увлекся своим занятием и вывалил язык на бок, прикусив его. Что не мешало еноту, вместе с тем, напевать какую-то песню себе под нос.

Кот не спешил подниматься. Вместо этого он прислушался к своим ощущениям и с удовольствием обнаружил, что тошноты и головокружения больше нет. Он пошевелил лапами и отметил, что прекрасно их чувствует. Общее состояние более чем удовлетворительно, подумалось Пусу. Думать о других вещах не хотелось, тем более, что вдруг появился дикий голод, который отогнал все иные мысли. Кот потянулся. Чумазый вновь вернулся из кухни с чистой тарелкой и заметил движения Мидуна. Он застыл и широко улыбнулся, издав при этом звук, похожий на чавканье грязи под большим сапогом.