Я проклинал себя. Да что ж я за ничтожество такое?! Не видел собственную дочь семь лет, а когда наконец встретился с ней, не придумал ничего лучшего, как хлестать пиво, назвать ее ребенком и вдобавок пытаться подкупить. Вот тебе и папочка! Я одним глотком допил пиво и уставился на пустой бокал. Во мне нарастал гнев. Я решительно поднялся.

Как правило, на книжных ярмарках в загашнике у Финна Гельфа всегда имелось кое-что покрепче, чем пиво и минералка. Перерыв едва ли не все ящики, я в конце концов отыскал бутылку водки «Смирнофф». Взяв пустой стакан для пива, я наполнил его наполовину и сделал большой глоток. Водка обожгла горло, и я инстинктивно стиснул зубы, однако затем заставил себя сделать еще один глоток горькой жидкости. Она едва не пошла обратно, но мне все же удалось протолкнуть ее внутрь с помощью остатков минералки из бутылочки Ироники.

В этот момент на пороге появился Финн:

— Ты как, в порядке?

Я кивнул. Войдя внутрь, он закрыл за собой дверь каморки:

— Вот ведь вымахала-то, а? — Взгляд его упал на стоящую на столе бутылку. — Слушай, Франк, прости меня за то, что я сказал о…

— Ничего, Финн, не переживай, — перебил я его и допил остававшуюся в стакане водку. Действие алкоголя начало понемногу сказываться — по всему телу разлилась приятная расслабленность. — Так что ты там хотел?

Финн приосанился, по лицу его разлилась довольная улыбка.

— Рецензии, — воскликнул он, — ты просто обязан взглянуть на рецензии! — Он кивнул на принесенную стопку газет с торчащими из нее желтыми наклейками-закладками. — Черт подери, это ведь здорово… Ну, я имею в виду, по сравнению с тем, к чему мы привыкли! — С этими словами он одну за другой начал выкладывать на раскладной столик газеты, раскрытые на тех страницах, где были напечатаны рецензии на роман «В красном поле».

В общей сложности четыре газеты решили поместить рецензии на книгу непосредственно в день ее выхода в свет, что само по себе уже говорило о многом. Разумеется, в связи с проведением книжной выставки-ярмарки разделу культуры в газетах было выделено немного больше места, чем обычно. Однако что касается моих книг, то я уже привык, что некоторые издания и вовсе не печатают на них никаких рецензий, а другие делают это лишь спустя несколько месяцев после выхода книги. Все четыре рецензии содержали критические замечания, однако среди них не было однозначно отрицательных, чего я, признаться, опасался. В одной книгу называли «лучшим произведением Фёнса за все время, прошедшее с момента его прихода на книжный рынок», в другой — ее сравнивали с «нектаром от Фёнса» самого высшего качества, и все они сходились во мнении, что поклонники жанра не останутся разочарованными.

— Ну, что ты на это скажешь? — воскликнул Финн. Было заметно, что от восторга его так и распирает. — Разве не здорово?!

Я кивнул, хотя в данный момент не мог полностью разделить его энтузиазма. После встречи с Ироникой ни слова Гельфа, ни газетные тексты просто не укладывались у меня в голове, а сознание того, что этот успех достался мне ценой жизни молодой женщины, отнюдь не располагало к ликованию. Я довольствовался лишь тем, что налил себе еще водки.

— Черт возьми, дружище, ты прав — это надо как следует отпраздновать! — вскричал Финн и тоже налил себе порцию, правда, тут же изрядно разбавил ее апельсиновым соком. — Поздравляю, старина!

У сцены, на которой должно было состояться интервью, меня встречала Линда Вильбьерг. Мы с ней обменялись дежурными приветствиями и парой любезных фраз. Вид у нее был просто шикарный. Несмотря на то что мы с ней были почти ровесниками, выглядела она гораздо моложе. Стройную фигуру подчеркивали стильный серый костюм с черной блузкой и высоченные каблуки. Темные волосы были собраны на затылке в аккуратный пучок, а очки с прямоугольными стеклами в тонкой стальной оправе придавали ей вид строгой секретарши из фантазий на сексуальные темы. Мы с ней не разговаривали с момента выхода «Медийной шлюхи» — и в этом я ее вполне понимаю. О самом романе она никогда даже не упоминала. Вообще, Линда показалась мне весьма приветливой, в чем, вероятно, отчасти были повинны пары алкоголя, а может, конечно, и ее так называемая «волшебная пудра». Нам отнюдь не впервые приходилось встречать друг друга в подобном состоянии — скорее это уже стало доброй традицией.

На сцене стояли два мягких кожаных кресла, развернутых друг к другу. За ними на синем фоне висел экран, на котором горела надпись: «Беседа Линды Вильбьерг с Франком Фёнсом». Перед сценой стояли стулья приблизительно для пятидесяти зрителей. К тому моменту, как мы поднялись на сцену и уселись в кресла, все они уже были заняты. К нам сразу же подскочили звукооператоры и начали закреплять микрофоны. Меня же в тот момент мучил один вопрос: для чего пришли сюда все эти люди — чтобы услышать о моей книге или полюбоваться на милашку телеведущую? Порядок, в котором на экране располагались наши имена, говорил в пользу второго.

Линда Вильбьерг представила нас обоих, назвав меня последовательным создателем произведений соответствующего жанра. Она с самого начала взяла верный, сдержанный тон — была весьма остроумна, благожелательна и при этом отнюдь не пыталась льстить.

— Если бы надо было придумать название для данного интервью, скорее всего, его можно было бы озаглавить «Вымысел и реальность», — начала Линда Вильбьерг. — Многие из поклонников утверждают, что восхищаются твоими книгами, поскольку они кажутся им достоверными и производят весьма реалистичное впечатление, несмотря на столь многочисленные живописные сцены кровавых убийств.

Я с улыбкой кивнул, стараясь понять, к чему она клонит. Наверняка у нее был заранее составлен четкий план интервью, и вся ее напускная любезность была просто ширмой.

— Думаешь ли ты когда-нибудь о том, насколько твои сюжеты похожи на реальную действительность?

— Для меня этот вопрос весьма важен, — незамедлительно откликнулся я. — Хоть мои сюжеты и кажутся неприятными, иногда просто ужасными, а подчас даже отвратительными, для меня крайне важно, чтобы читатель думал: «А ведь такое вполне могло случиться», — и если такое действительно было, то происходило оно именно так, как описано. Именно из-за реалистичности описаний читатели и находят мои книги столь мрачными и неприятными.

Линда Вильбьерг кивнула:

— Во всяком случае, неприятно было читать вчерашнюю газету. — Тем временем на экране за ее спиной возник газетный заголовок: «В бухте Гиллелайе убита женщина». — Вкратце, чтобы не раскрывать всей интриги для тех, кто еще не успел прочесть «В красном поле», скажу, что в твоей книге женщину также утопили в бухте Гиллелайе, предварительно жестоко ее изуродовав.

Кожа у корней волос неприятно зудела от внезапно выступившего пота, лицом я ощутил жар направленных на меня софитов. Из рядов публики доносился неясный шепот.

— Пока что полиция сообщает не так уж много информации по поводу отдельных деталей данного убийства, однако уже сейчас ясно, что речь идет о прямо-таки невероятном совпадении. Каково это сознавать?