месяце подхвачен был королевскими датскими солдатами военной их экзерциции, к чему он притворял себя непонимающим, за что командующим на том корабле датским генералом, по имени и прозванью неизвестным, отдан за двух арап гиспанскому фельдмаршалу, по имени и прозванию неизвестному ж, а им отвезен морем в гишпанский город Порторику, где приложено ему на левой руке изображение корабля, и был употребляем в черную работу более года, а потом по просьбе его отпущен с данным от того фельдмаршала пашпортом на волю, а по сем отпуске нанялся в том городе у итальянского капитана матросом на корабле, плывшем в город Венецию, где, получа договорную плату и пашпорт, отошед упражнялся в сем городе у разных итальянцев в работниках; назад же тому года с три, когда жительствующие в Венеции итальянские три купца, по имени и прозванью ему неизвестные, согласились между собою плыть на корабле ради богомолья в Ерусалим, то и он договорился у них быть матросом. С прибытием же в местечко Яффу, кое отстоит от Ерусалима за 103 версты, пристали к берегу и оттоль ехали сухим путем в Ерусалим, где ему и всем матросам, коих числом было 28 человек, определенным от тамошнего греческого патриарха греком приложены клейма на правой руке — распятие и солнце.

Пробывши же в Ерусалиме три дня возвратились обратно в прописанное местечко Яффу, где те хозяева, договоренную заплату ему давши, сами с матросами возвратились кораблем обратно в Венецию, а он принял намерение возвратиться в Россию и потому пристал к грекам, на корабле плывущим в Константинополь, матросом. В Константинополе ж прожил до десяти недель и отлучился оттоль по вышеописанным пашпортам, данным от гишпанского фельдмаршала и итальянского капитана, следовал сам собою пеш через местечки, называемые Чеклажу малую и большую и город Шумлу и другие, коих всех не припомнит, к Дунаю; через 22 дни пришел в стоящее близ Дунаю местечко Рущук, а с него, по просьбе его, перевезен через Дунай молдаванскими и оттоль шел через города молдаванские Букурешт, Фукшан, Яссы и Сороку, а с сего переправился через Днепр в польское местечко Чикиновку и Польшею шел через города Лодужин, Китай-город и прочие. По прибытии ж к российской границе явился у стоящего при Васильковском форпосте майора Стоянова, от коего в сие правление явился”.

Старшие братья Василия — Иван Яковлевич и Андрей Яковлевич — неоднократно упоминаются в документах нижегородского магистрата. Умолчание о них в книге вполне объяснимо, так как последняя написана с целью получить материальную помощь от сострадательных соотечественников. Впрочем, оба купца, по всей видимости, отнюдь не горели желанием расплачиваться по долговым обязательствам своего брата или помогать материально его семье (судя по нищенской сумме, полученной за проданный дом).

В советское время известный писатель Р. А. Штильмарк привлек внимание к фигуре Василия Баранщикова, написав по мотивам его ”Нещастньх приключений…” ”Повесть о страннике российском” [8], В книге, вышедшей с предисловием академика Н. И. Конрада, рисуется привлекательный образ простого и бесхитростного человека, сумевшего вынести все выпавшие на его доля испытания и после долгих скитаний вернуться на горячо любимую Родину.

В реальности Василия Баранщикова и основной фабулы его книги сомневаться не приходится. Однако сопоставление приведённого выше документа с литературным повествованием обнаруживает ряд противоречий, некоторые несообразности замечены и в самих ”Нещасных приключениях...” При допросе В. Я. Баранщиков изображает дело так, будто из Нижнего Новгорода он отправился прямо в Санкт-Петербург, не упоминая при этом о ростовской ятмарке и хищении денег. Далее полностью отсутствует история с захватом корабля пиратами, пленением и пребыванием автора а рабстве у Магомета. Маршрут соответственно показан иным, чем в книге: на венецианском корабле Баранщиков благополучно прибывает в Италию, через какое-то время отправляется в Иерусалим, а оттуда с греками — в Константинополь. Допрашиваемый не упоминает ни о том что был женат на турчанке (и чуть ли не на двух), ни о службе янычаром — именно поэтому он подчеркивает краткость своего пребывания в Стамбуле. Объяснение этих противоречий лежит на поверхности — купец вовсе не хотел вспоминать о своих долгах и всячески пытался скрыть тот факт, что был обращен в мусульманство.

О долгах, конечно, быстро вспомнили сами кредиторы, и та версия, которая излагается в книге, а этой части заслуживает предпочтения. (Естествен, с той оговоркой, что эпизод хищения денег никак не может быть проверен.) Несомненно также, что В. Бараншиков был в Турции не проездом, а достаточно долю, чтобы ознакомиться с турецким языком и обычаями. Сложнее дело обстоит с рассказом о пиратском нападении, здесь имеется несколько странных обстоятельств. Тунисский разбойник почему-то живет а Палестине. Судя по рассказу Баранщикова, полтора года капитан не выходит в море. Вифлеем, как известно, не имеет порта, ибо находится далеко от моря. Положим, мы не будем относиться к показаниям слишком придирчиво: пусть пираты — африканцы, а капитан их живет возле Яффы и полтора года просто отдыхает после удачной кампании. На старых картах в Южной Палестине показано местечко Вифелея, которую нетрудно спутать с библейским Вифлеемом. Но остается более существенная трудность — хронологическая. Если автор в январе 1784 г. попал в плен к пиратам, то через год и 8 месяцев (что он будто бы провел в плену) наступает сентябрь 1785 г., когда он уже приближался к русской границе. Не остается времени ни на Иерусалим, ни на Венецию, ни на Константинополь. Но в этих мостах он, несомненно, жил (итальянский паспорт, описание маршрутов и т. п.).

Если же отбросить дату — январь 1784 г. — и начинать считать с конца от пребывания а Константинополе (два месяца до свадьбы с турчанкой и 8 месяцев семейной жизни) до этого путешествия с Христофором (около полугода в общей сложности), два с половиной от Гибралтара до ”Вифлеема” и год и 8 месяцев у Магомета, то времени нет на пребывание а Пуэрто-Рико. Но испанский паспорт и знание языка не позволяет сомневаться в этом эпизоде. Кроме того, при подобном построении веса 1783 год автор должен был бы провести в рабстве у Магомета, а именно тогда он был клеймен 1783 годом по христианской эре.

Наконец, если сложить время путешествий в Средиземноморье и пребывание а Константинополе, исходя из начальной даты — январь 1784 г., то совершенно нет времени для длительного рабства у Магомета. Характерно, что проведя полтора года в ”Вифлееме”, в турецком доме, автор не может вспомнить ни единой бытовой детали о своей жизни там — только каша и патриотические речи. Но забавлять шутовством с кашей он