К этому моменту и 43-я армия продвинулась всего на 4 км. Безуспешным оказалось наступление левофланговых соединений 5-й и правофланговых дивизий 49-й армий.

Причин столь малоэффективных действий войск центра Западного фронта множество, но главная — нехватка огневых средств для надежного подавления вражеской обороны. А это очень важное обстоятельство. Ведь, как известно, огнем одного-двух неподавленных вражеских пулеметов можно сорвать атаку целого полка. Немцы же в полосе наступления 33-й армии имели в среднем свыше десятка пулеметов и 18–19 орудий и минометов на 1 км фронта. Причем эти огневые средства находились в укрытиях, хорошо замаскированных, да и располагались они на выгодных позициях.

И тем не менее ситуация стала меняться в благоприятном для армий центра Западного фронта направлении. Дело в том, что в результате наступления левого крыла этого фронта и отхода немецких войск к Калуге в полосе действий противника образовался разрыв между 13-м и 43-м армейскими корпусами. В эту брешь немедленно устремились левофланговые соединения 49-й армии генерал-лейтенанта И. Г. Захаркина. К исходу 22 декабря они, продвинувшись на 52 км, создали угрозу охвата 4-й немецкой армии с юга. В связи с чем уже с 17 часов 24 декабря немцы «начали отвод 12-го, 13-го армейских и 57-го моторизованного корпусов на общую линию», проходившую в 20–30 км к западу от занимаемого рубежа[116].

Начавшийся без особого давления со стороны войск 43-й армии отвод послужил командующему Западным фронтом поводом для того, чтобы отдать приказ командарму 33А усилить нажим на врага. Бои за Наро-Фоминск разгорелись с новой силой. Преодолевая ожесточенное противодействие неприятеля, части 222-й стрелковой дивизии полковника Ф. А. Боброва охватили город с севера, а 1-й гвардейской мотострелковой дивизии полковника С. И. Иовлева — с юго-запада. 26 декабря, то есть после девятидневных кровопролитных боев, части 183-й пехотной дивизии противника под угрозой окружения оставили Наро-Фоминск.

В тот же день генерал армии Г. К. Жуков отдал приказ командующим 33-й и 43-й армиями о преследовании врага на можайском и малоярославецком направлениях. Выполняя приказ, эти армии своими смежными флангами успешно продвигались вперед. 28 декабря они освободили Балабаново (22 км южнее Наро-Фоминска) и к концу месяца вышли к рекам Протва и Лужа. Форсировав их, части 43-й армии приблизились к Малоярославцу и после упорных боев 2 января освободили этот город. Кстати, в 1812 году у стен Малоярославца русская армия одержала внушительную победу над Наполеоном, вынудив его армию к отступлению по ранее им же разоренной Смоленской дороге. В отличие от французов, немцы в 1941 году стремились во что бы то ни стало сохранить за собой эту коммуникацию, являвшуюся для них главной питающей артерией. Вот почему они поспешили сосредоточить основные усилия 4-й полевой и 4-й танковой армий на обороне подступов к Минской автостраде и Можайскому шоссе, направив сюда свыше трети маршевого пополнения, прибывавшего в группу армий «Центр» из Германии.

Яростно сопротивляясь, германские войска не позволили соединениям правого фланга и центра 33-й армии продвинуться к западу от Наро-Фоминска. Три дня и три ночи пять стрелковых дивизий 33-й и 43-й армий вели исключительные по ожесточенности уличные бои, прежде чем смогли очистить от врага Боровск, прикрывавший с юга подступы к Минской автостраде. Произошло это 4 января, а в последующие четыре дня смежные соединения этих же армий продвинулись еще на 10–25 км, но из-за упорного сопротивления и мощных контратак частей 20-го и подошедших к ним на помощь соединений 7-го и 9-го армейских корпусов противника вынуждены были остановиться.

К 7 января 1942 года контрнаступление Красной Армии завершилось.

Итак, в декабре 1941 года под Москвой произошло знаменательнейшее событие: впервые во Второй мировой войне войска Красной Армии остановили, а затем нанесли крупное поражение дотоле считавшей себя непобедимой германской армии и, отбросив ее от Москвы на 100–250 км, сняли угрозу советской столице и Московскому промышленному району. Успех этот был бесспорным и чрезвычайно важным, а его значение вышло далеко за рамки чисто военной задачи.

Ведь именно под Москвой немцы не только утратили стратегическую инициативу и познали горечь поражения, но, и это главное, они проиграли свою «молниеносную войну» против Советского Союза. Крах стратегии блицкрига поставил Третий рейх перед перспективой длительной, затяжной войны. Такая война потребовала от его руководства перестройки плана «Барбаросса», нового стратегического планирования на последующие годы и дополнительного изыскания огромных материальных ресурсов. К затяжной войне Германия была не готова. Для ее ведения требовалось радикальным образом перестроить экономику страны, свою внутреннюю и внешнюю политику, не говоря уже о стратегии.

В связи с этим определенный интерес представляет ретроспективный взгляд высокопоставленных немецких генералов на происшедшие под Москвой события. Так, во время допроса в Бад-Мондорфе в июне 1945 года фельдмаршал Кейтель заявил, что после Московской битвы не представлял себе «военного решения» всей Восточной кампании. Поражение под Москвой генерал Гальдер назвал «катастрофой» и «началом трагедии на Востоке», а бывший начальник штаба 2-й армии генерал Блюментрит — «поворотным пунктом» кампании в России. Бывший командир 47-го моторизованного корпуса генерал Р. Бамлер утверждал, что «отступление 1941–1942 гг. было исходным пунктом большого военного кризиса, от которого немецкая армия ни материально, ни морально так и не смогла оправиться»[117]. А адъютант Гитлера фон Белов в своих воспоминаниях события под Москвой отнес к «великому перелому в ходе Второй мировой войны»[118].

Поражение под Москвой измерялось и другими критериями. «Разбит миф о непобедимости немецкой армии, — писал Гальдер. — С наступлением лета немецкая армия добьется в России новых побед, но это уже не восстановит миф о ее непобедимости. Поэтому 6 декабря 1941 года можно считать поворотным моментом, причем одним из самых роковых моментов в краткой истории Третьего рейха. Сила и могущество Гитлера достигли своего апогея, начиная с этого момента они пошли на убыль»[119].

Как видим, немцы резонно считают, что для Германии перелом в войне начался под Москвой. Но в противоборстве двух государств не может быть такого положения, при котором успех или крупное поражение одной стороны не оказал бы соразмерного влияния на процесс самой борьбы. Иначе говоря, если усилиями Красной Армии вермахт оказался в тяжелом кризисе, который перечеркнул планы и надежды руководства Германии на победный финал, то почему это обстоятельство должно касаться только Третьего рейха, а не войны в целом? Поэтому правомерно утверждать, что под Москвой начался перелом не только в Великой Отечественной, но и во всей Второй мировой войне. Причем совершенно несущественным является вопрос, следует ли этот процесс относить к началу «коренного перелома», «великого перелома», «коренного» или, как считал маршал Жуков, «крутого поворота» в войне. Определения «коренной», «великий» и «крутой» здесь добавлялись для большей выразительности, а в терминах «перелом» и «поворот» нет какого-то смыслового различия. Важно лишь то, что победа Красной Армии под Москвой положила начало перелому в ходе самой войны.