Стол уже был накрыт, серебряные столовые приборы лежали на толстой скатерти, белой и накрахмаленной. На ней стояли две бутылки вина, красного и белого, большой кувшин с водой, корзинка с пресными булочками и небольшая салатница с оливками.

— Ну, как вам наш ресторан? — спросил Христофор и, прежде чем кто-нибудь успел ответить, добавил: — Вина?

— Ох, давно пора, — сказала Ивонна и налила себе большой бокал белого.

— Надеюсь, вы не собираетесь нас подпоить? — произнес Кевин.

— Мне красного, пожалуйста, — попросил Габриель.

— И мне, — присоединилась Джули. — Кстати, это как, тоже психотерапия?

— Нет-нет. Это всего лишь ужин, — пояснил Христофор не слишком уверенно. — Возможность немного расслабиться. Мы хорошо понимаем, какой шок вы пережили, и нам хотелось бы, чтобы вам было здесь так хорошо, насколько это возможно. К тому же мы хотим помочь вам познакомиться поближе в неформальной обстановке.

— Ты, помнится, говорил, что это довольно необычно? — напомнила Ивонна Габриелю.

— Да, и сожалею о своих словах. Я просто… размышлял вслух. Моя девушка — медсестра в психиатрической клинике. Когда-то она любила поболтать о своей работе. Правда, в последнее время такое случалось все реже. Но я помню, как она рассказывала, что в самых трудных группах, которые, как она говорила, состоят «из совершенно здоровых богачей, жаждущих внимания», существует правило, запрещающее членам группы общаться иначе как во время сессий.

— Что ж, вы правы… — начал Христофор.

— Как ее зовут? — перебила его Ивонна.

— Элли.

На какое-то мгновение повисла пауза, после которой Габриель спросил:

— А у тебя? У тебя кто-нибудь остался?

— Только сын Энтони… Ему двадцать один, учится в Испании. Вернее, он был там несколько дней назад, теперь ему, наверное, обо всем уже сообщили. — Ивонна уставилась в свой почти пустой бокал. — Он совсем растеряется. Хотя ему двадцать один, его вполне можно принять за семнадцатилетнего. Я, наверное, была чересчур заботливой мамочкой, вечно его опекала. Поездка в Испанию стала для него настоящим приключением. Он там изучал испанскую и европейскую литературу. Он слишком молод, чтобы самому организовывать похороны. — Она допила вино и налила себе еще. Повернувшись к Джули, спросила: — Не выпьешь с нами, милая?

Джули взяла бутылку красного. Габриель спросил у нее весьма участливо, если вспомнить, что это она переехала его машиной:

— А у тебя?

— Собственно, никого. Я была… — Она умолкла и пожала плечами. Она поняла, что думает о Майкле. Хотелось бы ей знать, какой ответ на этот вопрос она смогла бы дать, если бы злосчастная авария произошла месяцем или хотя бы неделей позже.

— И у меня никого, — подхватил Кевин, игнорируя тот факт, что его никто ни о чем не спросил. — Только бывшая жена и двое детей, с которыми меня, по сути, ничего не связывает. Ну, я, конечно, посылаю подарки, иногда пишу, но мы чужие друг другу.

— Сколько лет детям? — спросил Габриель.

— Парню должно быть двадцать три, нет, двадцать четыре, а дочке двадцать, нет, только что исполнился двадцать один.

— Вы видитесь?

— Ага, раз или два в год. Ходим куда-нибудь в ресторан. Дочь пишет мне по электронной почте. Очень мило с ее стороны. Только из-за этого я и держу дома компьютер. У нее на днях день рождения.

Сначала подали грибной суп. Ивонна не притронулась к своей тарелке, вместо того в четвертый раз наполнив бокал вином. Остальные приступили к еде, нахваливая блюдо. Джули удивилась вслух, что у них сохранились вкусовые ощущения, хотя на самом деле их физические тела находятся совсем в другом месте.

— Да, над этим пришлось порядком потрудиться, но я не стану сейчас утомлять вас всеми подробностями, — сказал Христофор. — Будет достаточно сказать, что нам необходимо привнести в ваше здешнее «я» как можно больше неотъемлемых черт вашей личности. В том числе ваши вкусы и способность реагировать на те или иные ощущения. Конечно, с некоторыми поправками. Например, если вы пьете… много… захмелеете вы только чуть-чуть. — Он посмотрел на Ивонну, но та проигнорировала его взгляд.

— Но ведь наши тела все еще находятся на земле? — спросила Джули.

— Да, но сами вы здесь.

— А можем мы здесь чувствовать то, что происходит с нами там? — продолжила она.

Габриель тут же подхватил:

— А можем ли мы видеть самих себя? Можем мы видеть наших… Смогу я увидеть Элли?

— Ну, на самом деле можете. Но не сразу. Если мы решим, что это будет полезно в терапевтических целях, — охладил его Христофор. — У нас есть просмотровый зал, который позволяет вам видеть место, где находится ваше тело, если вы понимаете, о чем я. Однако мы должны быть уверены, что подобный просмотр помогает той работе, которую вы должны здесь проделать.

Габриель, который с самого начала выглядел подавленным и растерянным, наконец ожил. Он забарабанил по столу ладонями и спросил:

— Когда я смогу ее увидеть?

— Боюсь, пока еще рано. Сперва придется проделать кое-какую работу. Но и тогда этого может оказаться недостаточно, если мы решим, что просмотр не пойдет вам на пользу.

Христофор смутился. Он привел их сюда вовсе не для того, чтобы они стали еще несчастнее, тем более перед главным блюдом.

Габриель уставился в пол, Джули пристально глядела на него. Христофор посмотрел в окно. Когда он видел деревья, растущие рядом с озером, он всегда представлял себе их запах. Сырая кора и оранжевые цветы.

— Поверьте, я очень сожалею. Знаю, что это нелегко, но, пожалуйста, наберитесь терпения.

Габриель ничего не ответил. Все, кроме Габриеля, молча доели суп. Габриель снова наполнил свой бокал вином. Наконец заговорила Ивонна, голосом чуть-чуть более громким, чем обычно:

— Если мое теперешнее тело на самом деле совсем не мое, то позвольте спросить, нет ли тут у вас сигарет?

В качестве основного блюда подали орехово-тыквенную запеканку для Габриеля и Джули и жаренного на гриле лосося для Ивонны и Кевина. К рыбе на гарнир шли приготовленные на пару овощи, заправленные небольшим количеством сливочного масла. Все пахло очень вкусно и было прекрасно приготовлено, но у всех пропал аппетит. Атмосфера горя, царящая за столом в дальнем углу, похоже, оказалась заразительной для группы Христофора. Одна лишь Ивонна болтала без умолку, рассказывая об Испании и о сыне, но было понятно, что виной тому алкоголь. Кевин пытался всем угодить, кивая и предлагая булочки, но Джули была немногословна, а Габриель и вовсе молчал, словно набрав в рот воды.

— Ну а вы двое чем зарабатываете на жизнь? — спросил Кевин у Габриеля и Джули.

— Я преподаю рисование, — отозвалась Джули.

— В школе?

— Нет, в дневном досуговом центре для пожилых людей. Раньше преподавала в тюрьме. Еще я веду вечерние группы для взрослых. Не могу сказать, что это удачный способ сделать карьеру, просто так получилось, что я стала этим заниматься, вот и все. Мне нравятся мои ученики, — добавила она задумчиво. Она вспомнила о своих стариках из художественной студии. Вот кто огорчится, узнав, что с ней произошло. И еще Бренда. Интересно, догадается ли кто-нибудь позвонить Бренде?