Удачливый вор Хэнк Лихута до своего падения с самолета выглядел как бог, а вот отставной полковник Хаверь как бог не выглядел никогда, но – этидвое, вышедшие из парикмахерской, – не были похожи ни на один из снимков, переданных по спутниковой связи агенту Фуату еще два месяца назад...

Итак, они встретились – и разошлись. Старик и Дружище пошли налево, а агент Фуат, который в Тапе легализовался в качестве моториста лодочной станции, свернул направо.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ:

Выжившие в той аварии Лихута и Хаверь начисто забыли, что случилось на борту злополучного «Боинга». Ни один из них не помнил про драку у туалета. И у того и у другого что называется «подпирало», а в туалете засела какая-то толстая дама, и, пока мужчины пронзали друг друга взглядами, дама лишь шелестела бумагой там, за дверью... Ни Лихута, ни Хаверь не собирались друг другу уступать: ведь гэрэушников учат быть лидерами в разведшколе, а воры – лидеры с рождения.

В тот час в самолете произошла схватка – не на жизнь, а на смерть. Прием карате, который одновременно применили друг к другу Лихута и Хаверь, был ужасающ по мощи, и кто знает, не из-за крика ли «Банза-а-а-а-аааай!» хвост самолета дал трещину. Не иначе, это было какое-то дьявольское совпадение – толстая дама, засевшая в туалете, и драка двух каратистов, но самолет внезапно начал падать, ведь без хвоста самолеты, как известно, не летают!

Но это было в декабре, а шел уже июнь... И вот, день спустя, после побега из заточения в погребе на хуторе «Свинарник Эльзы» Лихута и Хаверь шли по городу, и им навстречу из переулка вышел задумчивый Дед... Не какой-то там дед,а тот самый Дед – глава эстонского клана бостонской мафии... И он тоже не узнал Лихуту, а Лихута не узнал Деда, который возвращался с конкурса купальников, в котором принимала участие его старшая внучка Беатрис. Они категорически не узнали друг друга, а ведь были знакомы!..

Дед покосился на двух одинаково подстриженных бродяг, которые, спотыкаясь, шли к вокзалу и очень весело переговаривались, и свернул в центр – завтра он встречал дорогого гостя – Дона Элгуджу Пярнусского, который самолично приезжал на поиски Лихуты и его бесценного клада из Бостона.

Абракадабра!.

В общем – черт знает что... Правда, было очень жарко, но разве когда-нибудь жара служила достойным оправданием обыкновенному ротозейству?...

Камеры слежения на дорогах Эстонии примерно через три дня передали в центр разведки несколько размытых фото двух бродяг, но и там тоже никто не узнал Лихуту и Хаверя... Лишь один никчемный клерк долго разглядывал пять нечетких фото, а потом, громко чертыхнувшись, выбросил их в корзину, полную мусора, в которой вдобавок сидела мышь!..

А Лихута и Хаверь, миновав вокзал, вышли из города и, оседлав спрятанный в ивняке у реки старый мотоцикл Мозеса, поехали дальше. И между ними шел разговор. Они, громко перекрикиваясь, разглядывали ландшафт.

– Эти дома – в прибалтийском стиле?...

– Да, мы где-то в Прибалтике, Старина...

– В Эстонии – ясный пень, Дружище!..

Пыль клубилась за ними, а на небе, хотя еще был день, уже появилось несколько особенно ярких звезд.

Следователь Тайво Рунно был одним из самых лучших работников в полиции города. Неповоротливый и седой упрямец, он производил впечатление увальня, но это, в общем-то, не соответствовало действительности... Отличная интуиция и способность представить каждое преступление поэтапно могли бы заслужить ему славу великолепного детективщика, но он работал в полиции и очень скоро должен был уйти на пенсию, о чем нисколько не сожалел... Зато комиссар Гунар Шинн ужасно злился на уходящего на заслуженный отдых Рунно и подкалывал того всячески, на что следователь посмеивался и в свою очередь тоже отпускал едкие замечания в адрес комиссара Шинна.

И сегодня с утра они снова затеяли перепалку: пикировались по поводу не раскрытого еще пока убийства массажистки Моны Грапс.

– До пенсии ты, надеюсь, успеешь раскрыть эт-то уж-жасное преступление, эт-тот наезд на лучшую массажистку города?... – чеканя слова, спрашивал комиссар, а следователь кивал и помалкивал.

Гунар Шинн еще больше злился, глядя на невозмутимого Рунно.

– Ты сам-то не ходил к ней на тайский массаж?... – уже не находя, как бы лучше поддеть увальня Рунно, напоследок спросил комиссар Шинн. – Хорошо она массажировала?

– Неплохо... неплохо! – раскладывая документы по Моне Грапс, сказал Рунно и добавил: – Совсем неплохо.

– Так ты был у нее? – поперхнулся комиссар, и глаза у него непропорционально увеличились под очками. – Был?... Ты был у нее?

Тайво Рунно кивнул.

– Однажды, – туманно пояснил он. – Я заходил к Моне... На часок!

– И что?! – практически рявкнул комиссар. – Она тебя... гладила?

– Еще как, – нехотя вздохнул Тайво Рунно. – Поглаживала везде...

У комиссара Шинна упали очки, он наклонился их поднять и тяжело вздохнул. Он имел семейный стаж тридцать девять лет и классически ревнивую супругу, что, согласитесь, тянет на юбилейную медаль, и к массажисткам и прочим гетерам путь ему был заказан, как ребенку – дорога в винный магазин.

К счастью, следователь Тайво Рунно решил срочно замять этот опасный для себя разговор и, вздохнув, умело завернул его в рабочее русло.

– У меня тут получилась схема. – Тайво Рунно протянул комиссару распечатку, которую только что выплюнул принтер на его столе. – Она касается Моны Грапс... и остальных, перееханных машиной, ну, кроме выжившего Льва Сенобабина.

– Которого... так и не поймали?... – переспросил комиссар Шинн. – В смысле – не нашли еще, так?...

Следователь кивнул.

– Бред какой, – через пять минут вернул изученную схему комиссар и взглянул на следователя. – Ты считаешь, что все наезды совершил один и тот же... человек?... Причем неизвестный?... Что это значит?

– Или – неизвестная, – улыбнулся Тайво Рунно.

– Намекаешь на жену Рейтеля? – Комиссар Шинн зевнул. – Нет!.. Ну, что ты такое несешь?... Нет! Зачем ей это надо?...

– Отнюдь, – подумав, сказал следователь Рунно и повторил: – Отнюдь.

– А что?... На кого ты думаешь тогда?... – Комиссар снова взял схему.

– Пока не думаю ни на кого конкретно. – Следователь помолчал. – Но у Хелин Рейтель дважды было твердое алиби во время наездов на этих погибших господ.

– Что значит «дважды»?! – взорвался комиссар. – Говори яснее!..

– В двух случаях... Даже в трех, я бы сказал, – поправился следователь. – По материалам дел, Хелин Рейтель не могла совершить наезды на пострадавших!

– У нее было алиби? – хмуро пробормотал Шинн.

– Да, – утвердительно кивнул следователь.