Весь вчерашний день я не могла отделаться от мыслей о Кристи и Гарри. И никак не получалось избавиться от назойливой фразы Роба: «Мы сделали это».

Мобильник подает сигнал. Сообщение от Клайва.

В 8:30 командная встреча в память о Кристи.

Потом тренировка. Ник, можешь подойти на час раньше? Надо поговорить.

Со стоном отбрасываю мобильник.

Легкий стук в дверь, которая сразу же открывается. Входит отец.

– Получил эсэмэску от Клайва, – сообщает он.

– Я тоже. Сегодня мне не хочется идти в бассейн. За пару дней, надеюсь, форму не потеряю.

– У администрации есть к тебе вопросы по поводу вчерашнего. Не волнуйся, я пойду с тобой.

– А потом я смогу уйти?

– Ник, у вас же будет поминальная встреча. Из уважения к команде тебе стоит пойти. Потом вернешься домой. Никто тебя не заставляет плавать.

Я вздыхаю:

– Пап, теперь и мне бассейн кажется небезопасным местом.

– Знаю, моя девочка. Но я же буду рядом… Ох и духотища у тебя.

– Еще бы, когда батарея жарит, как зимой.

– Что?

– Не могу ее закрыть.

– Отопление сейчас вообще не должно работать! Я же помню, как выключал его. Пойду проверю бойлер. Не торопись вставать. Полежи. Может, сумеешь еще немного поспать. – Он затворяет дверь, а я закрываю глаза.

Уснешь тут с этим мобильником! Теперь Милтон.

Проснулась?

Вроде того.

Поболтаем по скайпу?

Сажусь на кровати, тянусь к ноутбуку. Едва открыв скайп, вижу вызов Милтона. Принимаю звонок. Открывается два окна: я и он. Милтон у себя за письменным столом. Я – в кровати, с прической, похожей на птичье гнездо, и невероятно сонными глазами.

– Вид у меня как у бродяги, – жалуюсь я ему.

Пытаюсь пригладить волосы, но они не больно-то слушаются. Потом изо всех сил тру кулаками глаза, рискуя их повредить.

– Доброе утро, Ник. Ты прекрасно выглядишь.

– Милтон, надеюсь, ты меня разбудил не ради дурацких комплиментов?

Он улыбается:

– Нет. Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Я слышал про Гарри.

– Думаешь, это я его так?

Кто тянул меня за язык? Наверное, сонливость делает человека менее осторожным.

– Что?

– Ну… толкнула, чтобы он ударился.

– Нет! Ни в коем случае. – Милтон морщит лоб. – А ты… действительно…

– Хотела… въехать ему как следует.

– Ого! И за что?

– Я думала, он мне нравится, а он оказался свиньей. Больше чем свиньей. Мразью. – Я слежу за реакцией Милтона. – Извини. Я не должна была говорить о нем так, когда он в больнице, но…

– Но он и вправду мразь. Могу сказать о нем то же самое.

– Ты его знаешь?

– Когда-то мы с ним вместе учились. В первый год он попытался запихнуть меня головой в унитаз. Правда мило?

– Брр, Милтон. Жаль, я раньше не знала. Держалась бы от него подальше.

– Надеюсь, твою голову он не пытался засунуть в унитаз? – улыбается Милтон.

– Нет. Он… Не скажу что. В общем, я сделала то, чего не надо было делать. Я не знала, что он… Он наговорил мне гадостей, а я толкнула его в бассейн. Честное слово, я не хотела его покалечить. Хотела только столкнуть в воду, а он упал неудачно и ударился головой… Слушай, может, поговорим о чем-нибудь другом?

– Ник, насколько я понимаю, это несчастный случай. Они происходят везде и всюду. Согласна? Либо ты не знаешь своей силы. Буду иметь в виду… Слушай, я тут раздумывал о твоем отце и дяде, который утонул.

Сна как не бывало. Я не сразу вспоминаю, что Милтон все о них знает, но его слова мгновенно возвращают меня в невеселую реальность.

– Мне не кажется, что нынешнее поведение твоего отца целиком объясняется тем далеким событием. Конечно, это огромная трагедия. Но вокруг достаточно людей, потерявших близких родственников при трагических обстоятельствах. Тут должно быть что-то еще.

– Должно быть или есть? Ты что-то нашел?

– Через несколько недель после гибели твоего дяди в Кингслее произошло жуткое наводнение. Река настолько разлилась, что окрестные дома почти полностью затопило. Вода доходила до вторых этажей и даже до крыш. В одном доме жила твоя мама. Твои родители тогда пострадали от наводнения и оказались в больнице. Ты бы разузнала у них подробности.

– Да. Надо только момент выбрать. Но у мамы нет панической боязни воды. Ее беспокоит лишь поведение отца.

– Тогда попробуй расспросить ее одну.

– Хмм.

Вспоминаю наш последний разговор с мамой, и у меня краснеют щеки.

– Милтон, я должна тебе кое-что сказать.

– Говори.

– Тебя это может смутить.

– Не суть важно. Выкладывай.

– Мне было нужно быстренько придумать что-нибудь, и я брякнула маме первое, что пришло в голову…

– Да?

– Я, в общем… я сказала маме, что мы с тобой встречаемся.

– Так и сказала?

– Я сказала, что ты мой парень, но попросила держать это в секрете.

Несколько секунд Милтон переваривает услышанное, после чего расплывается в широкой улыбке. Этого я больше всего и боялась. Надо поскорее объяснить, чтобы не питал ложных надежд. А то создам себе новую головную боль.

– Ник, это не такое уж и вранье. Ты же знаешь, что всегда мне нравилась.

Милтон продолжает улыбаться, и я не могу понять, как он воспринял мои слова.

– Это не было… я хочу сказать… на самом деле… это совсем не…

Теперь он смеется по-настоящему:

– Ник, не волнуйся. Расслабься. Ты мне нравишься. По-настоящему нравишься. Я польщен, что мое имя первым пришло тебе на ум, но…

– Но ты понимаешь. Мне надо было вывернуться…

– Ник, я не об этом. Просто я сильно подозреваю, что я гей. Без шуток. Даже уверен. Вот такая смешная особенность.

– Ого!

– Я не парень для свиданий в обычном смысле. Во всяком случае, с тобой.

Он поднимает руки, всем своим видом вопрошая: «Что я могу с собой поделать?»

– Но ты согласен быть моим… воображаемым парнем? Если моя мама тебя спросит?

– Ни капельки не возражаю.

Я облегченно вздыхаю:

– Спасибо, Милтон. И этот медальон подарил мне ты. Кстати, очень симпатичный.

Вытаскиваю медальон из-под майки и держу перед камерой ноутбука.