натуры. Но интуитивный подход имеет свои недостатки, самым важным из которых является обреченность интуитивных людей на непонимание окружающих в попытке донести миру то, что они точно «знают». Именно поэтому мы чаще сталкиваемся с мнением рационально мыслящих сограждан, чем с точкой зрения тех, кто опирается на собственную интуицию. И когда дело доходит до планирования будущего, мы отдаем предпочтение рациональному подходу. Во-первых, не все верят в существование бессознательного. Во-вторых, даже если верят, им не хватает знаний о человеческой натуре, чтобы довериться чувствам вместо разума. Опасность заключается в том, что рациональные планы выглядят превосходно. Любой недостаток – повод найти более гениальный выход из положения, но в итоге идеальная рациональная конструкция рушится из-за человеческой жадности, то есть стремления одержать победу над нерациональностью и преодолеть обстоятельства. Так в конечном итоге рождается недоверие к логике.

С моей точки зрения, примером подобного разочарования может быть то, как развивалась экономика Англии последние двадцать лет. Экономистов сложно превзойти в практике чистого мышления. Именно оно и требовалось. Тем не менее тому, в чьи обязанности входит постоянный контакт с бессознательным, экономика всегда казалась чем-то вроде науки Корыстолюбия, при этом отрицающей Корысть в любом ее проявлении. Я пишу слово «Корысть» с заглавной буквы, так как имею в виду нечто большее, чем просто жадность, за которую обычно наказывают детей. Речь о Корысти как о примитивном импульсе влечения, в котором нам бывает страшно признаться, но который лежит в основе нашей сущности, без чего нам не обойтись, если мы не готовы отказаться от физического и психического здоровья. Рискну предположить, что здоровая экономика признает существование и ценность (как и опасность) личной и общественной Корысти, старается извлекать из этого определенную пользу. Нездоровая экономика, с другой стороны, считает, что Корысть есть результат патологического развития личности или групп личностей, и приходит к выводу, что они могут быть истреблены или изолированы, от чего и отталкивается. Данное заключение ложно; оно лишь звучит безобидно, а на деле представляет огромную опасность. Бессознательное, может, и глупость с точки зрения разума, но не глупее подобострастия по отношению к священнослужителям.

Последствия непризнания психоаналитических исследований

По мотивам выступления перед участниками ежегодной конференции Национальной ассоциации по вопросам психического здоровья на тему «Цена психического здоровья», Assembly Hall, Church House, Вестминстер, 25 февраля 1965 года

Чтобы оценить последствия пренебрежительного отношения к результатам психоаналитических исследований, сначала мы должны разобраться в природе этих исследований. Почему одни эксперименты всеми одобряемы, а другие касаются бессознательного? Главное объяснение, что в большинстве своем люди не проявляют интереса к бессознательной мотивации.

Можно сказать, к истине ведут две дороги – романтическая и научная. Результаты исследований относятся к научному подходу. Научные эксперименты, даже выполненные креативно и с фантазией, не отличаются разнообразием. Это касается и выводов, и прогноза.

Связь между романтической и научной истиной осуществляется посредством человека, то есть вас и меня. Мой внутренний романтик сразу постигает истину, а ученый открывает лишь одну из граней правды; достигнув какой-либо цели, ученый переходит к следующей.

У романтической правды есть несколько преимуществ. С точки зрения личности романтическая правда гарантирует глубокое удовлетворение, а новое воплощение старой истины предоставляет возможность для новых творческих экспериментов ради прекрасного. Пользоваться романтической правдой, однако, непросто. Ведь она основана на чувствах, а мы с вами не можем чувствовать одинаково. С помощью научной правды, с ограничением цели, мы надеемся подвести рационально мыслящих и интеллектуально развитых людей к единому мнению по определенным практическим вопросам. В поэзии истина выкристаллизовывается, а чтобы планировать будущее, нужна наука. Но она робеет перед проблемой человеческой природы и упускает из виду целостность личности.

Я размышлял над этим, когда смотрел телевизионный репортаж с похорон Уинстона Черчилля. Меня поразили размеры гроба, который несли восемь человек. Бремя всей церемонии лежало на плечах этих людей в строгих костюмах. Поговаривали, что кто-то из несущих едва не потерял сознание, а гроб весил полтонны, или пятьсот килограммов, для простоты понимания.

Я знал человека, автора идеи по созданию очень легкого гроба. Если бы он посоветовался с десятком психоаналитиков, то узнал бы, что тяжесть гроба прямо пропорциональна неосознанному чувству вины; это олицетворение размеров утраты. Легкий гроб – свидетельство отрицания потери, непочтительность.

Правда, что любой сентиментальный человек мог бы отреагировать так же.

Теперь давайте подумаем о комиссии по планированию мероприятий, куда входят высококвалифицированные служащие, организующие похороны на государственном уровне. В этом случае нужна альтернатива романтической истине, то есть научный подход. Первым станет измерение кровяного давления носильщиков. За ним последуют другие исследования. Но (и в этом суть) будет ли затронута тема бессознательного символизма и горевания? Это удел психоаналитиков. Я обязан спросить: как можно использовать результаты психоаналитических исследований? И что они собой представляют?

(Думаю, мне стоит опустить сугубо психоаналитические выводы, предназначенные для своих.)

Психоаналитический исследовательский подход не вписывается в стандарты, которым следуют естественные науки. Любой аналитик ставит эксперименты, но планировать все заранее удается редко, так как надо учитывать меняющиеся потребности и цели человека, подвергающегося анализу. От этого никуда не деться. Лечение пациента не всегда соответствует целям исследования, а исходная ситуация не подлежит воспроизведению. Лучшее, что может сделать аналитик, – посмотреть на произошедшее с точки зрения теории и внести необходимые изменения.

Конечно, составить план исследования можно; у меня есть один: квалифицированный исследователь со знанием теории развития человека может прийти с формальным визитом к десяти аналитикам и задать один и тот же вопрос. Это упрощенный пример. А вопрос может быть: почему тема черного так беспокоит вас в течение месяца?

По этому вопросу можно написать стоящую работу, в которой будет говориться о том, что тема черного всплывала в сновидениях пациента и его детских играх, что это символическое послание бессознательного как вариант унаследованного от предков бессознательного отношения человека к черному. Второй вопрос может звучать так: ваши наблюдения подтверждают или опровергают существующую психоаналитическую теорию? С одной стороны, выяснится, что многое относительно бессознательного значения черного неизвестно. Но многие факты уже доказаны и могут быть использованы.

Какова цена игнорирования такого упрощенного варианта исследования? Одно из последствий – продолжающееся непонимание между белокожими и темнокожими жителями планеты. Какова цена нашего пренебрежительного отношения к работе практикующего аналитика, чьи глаза всегда открыты?

Нам станет ясно, что психоаналитические исследования – не опыты с крысами и собаками, не салонная игра и не статистические результаты. Их предметом является человек, его чувства, поведение, отношения и размышления.

Для меня аналитическое исследование – совместный труд аналитиков, который нужно логически оформить. Каждый из нас