делая вид, что целится. Рената Искандеровна предупреждающе кашлянула – так строгая мать посылает сигнал ребенку, мол, я все вижу, веди себя прилично.

– Вы не подумайте чего, – буркнул мужик, – сухожилие перебито, меня даже Лехой-пистолетом из-за этого кличут.

Нюкта кивнула. Леха-пистолет и юноша распахнули двери еще одного помещения и ушли в темноту, толкая перед собой жалобно ноющую каталку. Нюкта тоже двинулась к черной дыре, так медленно, точно плитки пола цвета старой крови могли провалиться под ногами. Запах гнилого мороженого вместе с холодом выползал из комнатушки и проникал в Нюкту. Она поежилась и прикрыла нос рукой. Леха-пистолет стукнул по выключателю. Загорелись две слабосильные лампочки на голых шнурах. Гоблины остановили каталку и завозились рядом со стеллажом, похожим на икеевский, разве что на полках вместо стопок постельного белья стыли тела с бирками на больших пальцах ног, точно с ценниками.

Юноша в очках задел щекой мертвую ступню человека на верхней полке. Это было похоже на сцену в купе поезда. Потом прочитал бирку и почти радостно кивнул. Привычной ухваткой Леха-пистолет взялся за щиколотки, потянул. Юноша подхватил, и вдвоем они бросили голое мерзлое тело на каталку.

– Белье у нас где? – спросил Леха-пистолет, озираясь по сторонам.

– Да в прачечной все, – промямлил напарник и зыркнул на Нюкту сквозь очки.

Нюкта отвела взгляд, а затем и отвернулась. Рената Искандеровна кончиками пальцев подцепила с вешалки полотенце и швырнула его гоблинам. Скрип колесиков. Каталка проезжает мимо. Нечистое розовое полотенце висит углом.

– Да, это он, – торопливо подтвердила Нюкта.

– Еще раз гляньте, – скомандовала Рената Искандеровна, и в ушах сверкнули маленькие фианиты. – Крови много потерял, потому сохранился неплохо, точно он?

Нюкта не хотела больше смотреть, она знала, что теперь этот запах, этот холод и этот костяной профиль будут сниться ей долгие годы. Но следовательница права, нужно убедиться. Она послушно скользнула взглядом от морщинистых подошв до свалявшихся волосин с комочками земли. Какой маленькой стала голова. Нюкта зарыдала. Перед глазами заплясали кляксы, а в голове зашумело и горячо запульсировало. Потом Нюкта обмякла и поняла, что у нее нет больше костей, нет каркаса, а жидкая плоть стекает на пол цвета высохших алых роз. В наступившей темноте было тепло и даже уютно.

Но тут в голове взорвалась холодная бомба. Нюкта дернулась, отвердела и вскочила, отбросив руку Ренаты Искандеровны, державшую ватку с нашатырем. Сжалилась наконец-то. Кинула вонючий комок в ведро и, ухватив под локоть, вывела Нюкту из кафельного ада.

– Сейчас пройдем в мой кабинет, ответите на несколько вопросов, подпишете документы и поедете домой, – в голосе следовательницы прозвучало что-то вроде сочувствия.

В слабо освещенном коридоре на длинной батарее, похожей на скелет доисторической рыбины, лежала Мина в компании двух серых кошек с белыми нарядными воротничками. Нюкта тряхнула головой, наваждение никуда не делось.

– Это наши охранники, – ласково заметила следовательница, – чтобы крысы тела не погрызли.

Рената Искандеровна ускорила шаг. Миновали кабинет с табличкой «Гримерная». Нюкте показалось, что они в театре. Сейчас раздастся звонок и любезный голос попросит занять места в зрительном зале. Где-то загремел лифт, Нюкта сначала удивилась, зачем он нужен в двухэтажном здании, потом вспомнила скрипучую каталку и Леху-пистолета.

Рената Искандеровна остановилась напротив двери без всякой таблички. Ловко провернула ключ. Запахло кофе со сладкими примесями.

Нюкта без приглашения упала на гостевой стул, обмотанный пленкой, и почувствовала себя покойницей. Следовательница стянула приталенный пиджачок, повесила его на спинку кресла и уселась. Пошевелила мышкой, погладила ею стол. Нетерпеливо протянула ухоженную руку, Нюкта догадалась и сунула свой паспорт.

– ФИО и дату рождения вашего отца, пожалуйста, – следовательница щурилась в монитор.

– Угаренко Федор Михайлович, двенадцатое ноября тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года.

– Когда вы видели отца в последний раз?

– Дней десять назад.

– Вы не помните точно?

– Да просто не знаю, понедельник сегодня или среда.

Рената Искандеровна поджала губы, подведенные карандашом, и заклацала по клавиатуре крашеными когтями.

– Я проводила отца в командировку, – Нюкта поерзала на стуле, пленка под ней заскрежетала. – Он на моих глазах прошел контроль в аэропорту.

– Какое было число? Это вы помните?

Нюкта уставилась на настенный календарь и стала отсчитывать дни от сегодняшней даты в красном квадратике.

– Девятого сентября.

Следовательница молча набирала текст. Взгляд сосредоточенный, брови дергаются, но лоб мертвецки неподвижен. Наверное, что-то колет, подумала Нюкта.

– Вскрытие установило время смерти, поясните, где вы были десятого сентября в период с пятнадцати до двадцати двух? – следовательница просверлила Нюкту глазками цвета ржавого металла.

На следующий день после нашего побега!

– Девятого сентября мы с сестрой поехали…

– Сколько лет сестре? – перебила следовательница.

– Пятнадцать. Мы с сестрой поехали к моей подруге в гости. Были в дороге…

Нюкта вспомнила грушевидную беременную администраторшу, Наташу, комнату с мягкими стенами, Подреза… Вот кого нужно посадить! Сколько ему дадут за убийство Мары?

– И? По дороге останавливались? Кто-то может подтвердить ваше местоположение?

– Да, в мотеле «Гармония». Там еще администратор-киноман, думаю, он нас запомнил. И там повсюду были камеры, ну как везде сейчас.

– У вас есть его контакт?

– Ой, нет, я не брала! У него прозвище Федерико, наверное, несложно его найти.

– Насмотрятся детективов со своими Макконахами и делают выводы, что сложно, а что несложно. Адрес «Гармонии» помните? Москва?

– Мне нужен интернет. Вот так навскидку не скажу. Это где-то тысяча километров от Москвы.

– Далеко подруга живет, – голос Ренаты Искандеровны звучал вкрадчиво.

– Ну да.

– Имя и адрес подруги?

Нюкта замешкалась – сказать о Маре? Следовательница ведь тотчас задумается, не слишком ли много смертей вокруг Нюкты. Это и Нюкте не давало покоя.

– Но мы не доехали, – соврала она, – разминулись. А потом такие новости об отце…

– Кто вам сообщил?

– Деловые партнеры отца его потеряли, начали набирать меня, – Нюкта придумывала на ходу. – Ну, а потом жених приятельницы попросил дядю, он служит на Петровке, скинуть сведения о пропавших без вести.

– Понятно, он с нами связывался, – ответила следовательница, потеряв интерес к этому делу. – Вы проживали с отцом?

– Да, папа и мы с сестрой.

– А мама жива?

– Да.

– Почему вы не живете с ней?

– Она уехала давным-давно из страны. Нас воспитывал отец.

– У вас есть ее контакт?

– Нет.

– Не удивлена, – следовательница откинулась в кресле и посмотрела прямо в глаза Нюкте. – Скажите, Анна, вы сами подозреваете кого-нибудь?

– Вообще отец был жесток в делах, а ему много кто денег был должен.

Тут Нюкта точно наяву услыхала злой отцовский голос. Он ведь даже с маминым братом не сюсюкался, так и говорил: «Ты мне всю жизнь выплачивать будешь!»

– А с вами как отец обращался? – лоб все так же неподвижен, а зрачки выцеливают.

Нюкта не знала, как правильно ответить, и представила, что ее допрашивает какой-нибудь Макконахи в детективном сериале.

– А вы что, меня подозреваете?

– Работа у меня такая. В первую очередь под подозрением родственники. Но вообще вы не очень похожи на человека, который может ударить ножом в спину.

Нюкта вздрогнула. Это был план Изи.

– Если только вам никто не помогал… но, по вашим словам, у вас есть алиби. Все проверим. Не волнуйтесь. – Рената Искандеровна щелкнула мышкой и, оттолкнувшись от стола, на кресле подъехала к тумбочке, на которой принтер уже выплевывал бумагу.

– А когда отца можно будет похоронить?

– О, это непросто, милочка! – Рената Искандеровна положила перед Нюктой листок из принтера. – Прочитайте, пожалуйста.

Нюкта склонилась над расшифровкой допроса. Много незнакомых оборотов. Таким языком говорят в государственных учреждениях. Устные сбивчивые ответы на бумаге складывались в холодные, логичные, чужие абзацы. Это правда она все говорила?

– Если нет возражений, напишите внизу: «С моих слов записано верно, мной прочитано». – Рената Искандеровна выудила из принтера еще один листок, встала и сделалась прямая, как палка.

Нюкта всегда была послушной девочкой. Сделала так, как велела следовательница. Подписала один документ, молча изучила второй, в котором разъяснялись последствия неявки на следующий допрос. Заверила, что все поняла и обязательно придет. Поставила скупую подпись и еще одну в том, что получила повестку. Словно что-то ценное, приняла от Ренаты Искандеровны софттачную визитку с кондитерскими завитушками.

Как только Нюкта вышла из кабинета, ее охватила мелкая дрожь. Это все холодильник. Принял Нюкту за мертвую, проморозил ей косточки, сердце припорошил мерзлой землей. Еще один рывок до дома, и спать.

Нюктино парковочное место во дворе оказалось занято длинным, как катер, некогда белым «крайслером». Она кое-как приткнулась возле трансформаторной