— Ничего, — отмахнулась я, — историю Ангулемов ты знаешь неплохо. Мадемуазель Элен отлично нам ее преподавала.

Но сестра отнеслась к этому вопросу более чем серьезно.

— Нет, Марго, в наших книжках не было и половины того, что написано в этой. Ты знала, например, что давным-давно на месте Мериды был зачарованный лес, в котором жили могущественные колдуны? Им пришлось убраться отсюда, когда началось строительство столицы. А когда был построен королевский дворец, один из колдунов вернулся сюда и долго досаждал здешним обитателям. Лучшим магам Асландии пришлось объединиться, чтобы его одолеть.

— Похоже, у Ангулемов с колдунами давние споры, — я не могла не подумать про еще одного колдуна — того, из-за которого мы с Аной оказались здесь.

— Да! — горячо поддержала меня сестра. — Еще и поэтому ты не должна показывать свою магию никому во дворце. Она слишком похожа на ту, которую когда-то использовали колдуны и которая противна настоящим благородным магам. Быть может, колдуны даже были в роду твоей матушки, — это предположение она высказала почти с ужасом.

Я пожала плечами — даже если и так, мне не было до этого никакого дела.

Анабель, по-прежнему держа книгу в руках, села ко мне на кровать.

— Думаю, мне придется прочесть ее целиком, — Ана тяжко вздохнула.

Я вздрогнула, почувствовав магический след, который не спутала бы сейчас ни с каким другим.

— Дай ее сюда! — потребовала я и почти выхватила фолиант у сестры.

Я пролистывала одну страницу за другой под изумленным взглядом Аны. Мог ли быть граф Шартран столь непочтителен, чтобы записать свои рецепты в книге по истории королевского рода? Судя по тому, что я уже знала о нём, вполне мог.

Рецепт пробуждения от глубокого сна обнаружился на сто семнадцатой странице. Аконит, рубиновая пыль и вода из семи источников. Кажется, это было именно то, что я искала!

Я вскочила с кровати, схватила колокольчик, оглашая комнату и весь дворец громким звоном.

— Я должна немедленно поговорить с главным королевским врачом! — заявила я прибежавшей на звук фрейлине. — Пошлите за месье Дюраном.

— Но, ваша светлость, — пролепетала девушка, — уже почти ночь.

Но уже понявшая что к чему Ана рявкнула:

— Какая разница? Вы что, не слышали, что сказала моя сестра? Срочно приведите сюда этого эскулапа!

Времени, которое потребовалось месье Дюрану, чтобы добрался до малого дворца, нам хватило, чтобы одеться. Я с замиранием сердца следила за тем, как доктор, нацепив на нос очки, изучал запись в книге.

— Да, — наконец, кивнул он, — этот именно тот рецепт, который может помочь его светлости. Но, прошу вас, — умерьте свою радость. Это снадобье — отнюдь не панацея. К тому же, его приготовление требует нескольких дней.

Да, это я прочитала и сама. Каждый день в зелье добавлялось по капле воды из очередного источника и только через неделю туда опускался аконит.

— Не сомневайтесь, ваша светлость, — заверил меня доктор, — я буду готовить его лично.

Нам оставалось только ждать.

Как только снадобье было готово, месье Дюран приступил к лечению. Мы с Аной находились в особняке, который снимала в Мериде наша семья, когда доктор смочил губы папеньки первой порцией лекарства.

Мы все следили за ним с замиранием сердца. В комнате было так тихо, что было слышно пение соловья в саду за окном.

Секунда, еще секунда, минута. Мы боялись дышать.

Но ничего не произошло. Папенька был неподвижен. С уст бабушки сорвался вздох разочарования.

— Простите, ваша светлость, — развел руками месье Дюран, — к сожалению, мои возможности ограничены. Но поскольку в рецепте говорится о семи днях лечения, будем надеяться, что улучшение наступит через неделю.

Я приезжала к родным каждый день — сначала с Аной, потом одна. Состояние отца не менялось. Бабушка всё больше и больше мрачнела.

Но на седьмой день лечение всё-таки дало результат. Папенька впервые за долгое время пошевелил рукой. Он не открыл глаза, не вымолвил ни слова, но даже столь малому признаку улучшения мы радовались как дети.

Еще через день он уже смог обвести взглядом комнату, но было видно, что никого из нас он не признал. Узнавание состоялось только спустя три дня. Тогда же он произнес и первые слова — с большим трудом.

Через две недели он встал на ноги, хотя передвигаться даже по дому он мог только с помощью лакея. Но было видно, что постепенно он приходит в себя. Речь вернулась к нему полностью, а разум прояснился. Конечно же, он не мог не заметить, что мы с Аной не живем теперь в особняке.

Когда я в очередной раз приехала навестить отца, бабушка, встретив меня в парадном, шепотом сообщила, что накануне вечером вынуждена была рассказать ему правду.

— Он был расстроен? — так же шепотом спросила я. — Гневался?

— Он замкнулся в себе, — горько ответила ее светлость, — и не пожелал продолжать разговор. Он хочет говорить только с тобой. Прошу тебя, Маргарита, постарайся его успокоить.

Я переступила порог кабинета отца с робостью. Я была уверена в правильности принятого мною решения, но не знала, смогу ли убедить в этом отца.

Его светлость встретил меня тяжелым взглядом. Он никогда прежде не смотрел на меня так. Я постаралась улыбнуться как можно беспечнее.

— Итак, — отец даже не предложил мне присесть, — ты стала невестой его высочества?

Я кивнула.

— Ты, — отец говорил короткими, будто рублеными фразами, — которая еще недавно называла Анабель безумной из-за ее желания стать невестой принца, сама поступила так, как она. Я требую объяснений.

Рассказывать, что статус невесты его высочества давал мне право бывать в королевской библиотеке, я была не намерена — я не хотела, чтобы папенька считал себя виноватым в моем решении. А про Антуана ему наверняка уже рассказала бабушка.

Молчание становилось тягостным, и отец первым нарушил его.

— Скажи мне честно, Марго — тебя вынудили так поступить?

— Ох, нет! — выдохнула я. — Это было именно мое решение! И бабушка, и Натали пытались меня отговорить!

— Неужели, всё это — только из-за Антуана? Но о милости для него могла попросить и Ана — раз уж она так влюблена в его высочество, а он — в неё, то их брак представляется мне куда более правильным, чем ваш. Да, он по-прежнему остается опасным, но чего не сделаешь ради любви? Я знаю, что Анабель относится к Антуану без особой приязни, но ей тоже не чуждо сострадание. Да, моя матушка и Натали говорили еще что-то о твоем желании обрести свободу, но я полагаю, что это тоже недостаточно убедительная причина для такого брака. Если ты не желала становиться замужней дамой, тебе достаточно было сказать об этом — я не стал бы тебя принуждать.