– Тебе надо нормально питаться, мышонок, ты очень худая.

Я закидываю голову, открываю рот и запускаю туда сложенный трубочкой кусок пиццы, с которого свисает расплавленный сыр. Съедаю кусок и облизываю пальцы под Костиным взглядом.

– Я просто всегда худая, – отвечаю ему. – Комплекция такая. Ты уедешь сегодня?

Вопрос вырывается сам по себе, наверное, я слишком долго кручу его в голове. Костя прожевывает, глядя на меня.

– А можно остаться?

Неуверенно улыбаюсь.

– Можно.

– Тогда останусь.

Опускаю взгляд, боясь, что в нем будут видны мои эмоции. Впрочем, кроме радости там еще много всего.

– А как же Илья? – поднимаю на Костю глаза. Он хмурится.

– Я с ним поговорю. Мы не виделись с того момента, как я привез его из больницы.

– И… Как ты думаешь, как он отреагирует?

Костя пожимает плечами.

– Сложно пока сказать.

У него снова звонит телефон.

– Ох, как они мне надоели, – Костя ложится на кровать, снимая трубку. Он без рубашки, и я могу любоваться его подкачанным телом, пока он не замечает этого. Господи, даже не верится, что это все по-настоящему происходит. Если бы кто-то мне сказал, когда мы познакомились, что я и Костя будем заниматься сексом и есть пиццу в моей кровати, я бы только посмеялась в ответ.

Перевожу взгляд на Костино лицо и вижу, что он стал очень серьезным. Хмурится, слушая собеседника. Потом поднимается и идет в кухню.

– Хочешь сказать, он может быть связан с азиатом? – слышу вопрос и отчего-то застываю. Перед глазами встает мужчина из леса. Может речь идти о нем? Невольно напрягаюсь, прислушиваясь. Тихо сползаю с кровати и подхожу к дверному проему.

– Этого только не хватало, – слышу Костины слова. – Ладно, поройся в его прошлом основательно. Если он связан с азиатом… Не уверен, что тогда появление Ольховского случайно. Якову Санычу пока ничего не говори, – добавляет тише, а я отступаю обратно. Сажусь на кровать, поспешно взяв пиццу, откусываю кусок. Сердце колотится так, что, кажется, Костя просто услышит его стук и все поймет.

– Все нормально? – выдавливаю улыбку, когда он заходит в комнату. Костя улыбается.

– Да. Работа есть работа, никуда от нее не деться.

Он садится позади меня, притягивает к себе. Я прикрываю глаза, опираясь на него телом. Пожалуйста, пусть только Костя не играет против Ильи и его отца. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, что угодно, только не это.

Потом эти мысли уходит на второй план, Костя отвлекает меня разговорами. Мы общаемся до часа ночи, правда, с перерывами, в которые совсем не до разговоров. Но все-таки, в отличие от Ильи, Костя спокойно говорит о своей жизни, о тех ее личных аспектах, которые не каждый готов рассказывать, я имею в виду.

– Мне было восемь, когда родители погибли. Машке всего три, она их и не помнит толком. Нелепо так: в двигле разорвался ремень привода, они вылетели с моста. Он сразу погиб, мать довезли до больницы, там она и скончалась. Тетка, мамина сестра, забрала нас к себе. Воспитала, спасибо ей, у нее своих было двое пацанов. Мужа не было, ушел еще до нашего появления. Конечно, она старалась, но это было сложно. В подростковом возрасте я стал неуправляемым.

– С тех пор мало что изменилось, – улыбаюсь ему, Костя усмехается, разглядывая меня.

– Возможно. Хотя я стал более сдержанным.

– То есть если бы мы встретились подростками, ты бы довел меня до психушки?

Костя снова усмехается, делает глоток, рассматривает, склонив голову набок.

– Если бы мы встретились подростками, я бы, наверное, задергал тебя за косы. Или как там ведут себя, когда западают на девчонку?

Я убираю улыбку, Костя вздергивает бровь.

– Ну мышонок, – усмехается на это. – Только такая наивная девочка, как ты, могла не догадаться, почему я постоянно к тебе цепляюсь.

– Потому что я неподходящая.

– Абсолютно неподходящая, – кивает он, качая головой. – И это раздражало еще больше. Когда начинаешь игру, чтобы позлить девчонку, а потом не можешь остановиться, потому что ловишь кайф от каждой ее эмоции. И не можешь себе позволить ничего большего, потому что боишься, что уже не остановишься.

Обхватываю чашку руками, смотрю в сторону. Невозможно странно слышать подобное от Кости. С полминуты мы сидим в полной тишине, потом я поднимаю на него глаза.

– Легко не будет, мышонок, – говорит Костя. Закусываю губу и киваю.

Утром он уезжает. Застегивает мятую рубашку, стоя перед зеркалом, а мне неудобно, потому что утюга нет. То есть он есть, но сломался с полгода назад, а я как-то обхожусь без него.

– Ладно, у меня на работе есть запасная одежда, – замечает Костя, приведя себя в относительный порядок.

– Ты сам рубашки гладишь?

– Нет, – усмехается он, – химчистка. Потом привозят на дом в идеальном состоянии. Хотя утюг у меня есть, и даже работает.

Я показываю ему язык, он, смеясь, притягивает меня к себе. Целует, я обвиваю его шею руками, и мы быстро увлекаемся.

– Нат, мне ехать надо, правда, – улыбается он сквозь поцелуй. Я отпускаю его с неохотой. – Откуда у тебя этот шрам? – он проводит пальцами по бедру, где тянется тонкая белая полоска.

Я поспешно отмахиваюсь.

– Так, неудачно упала, – отхожу к зеркалу, расчесываюсь. Надеюсь, Костя не заметил моей растерянности. Вроде бы что такого в этом вопросе, нельзя так сильно напрягаться из-за обычного шрама.

– Я часов в семь освобожусь сегодня, – замечает Костя, обуваясь, я поворачиваюсь к нему. – Хочешь заночевать у меня?

Не знаю, почему, но я неожиданно смущаюсь, чувствую, как щеки заливает румянец.

– Это все из-за утюга? – пытаюсь скрыть смущение за шуткой, Костя улыбается.

– Еще у меня есть пылесос.

– Пылесос – это аргумент.

– Ну а если серьезно?

Он смотрит, я пожимаю плечами.

– Я не против.

– Ну и хорошо. Я могу за тобой подъехать после работы…

– Давай я лучше приеду, а то в пробках полвечера стоять придется.

– Хорошо. Разъезжая, девять, там бизнес-центр. В семь.

– Договорились.

Киваю, смотрим друг на друга, а потом Костя притягивает меня за руку и снова целует.

– Надень платье, ладно? – шепчет на ухо, и его слова звучат так многообещающе, что я не сдерживаю тяжелого вздоха. – Черт, Нат, – Костя улыбается, – я точно везде опоздаю.

– Так иди, – улыбаюсь и даже подталкиваю его. Он еще раз быстро целует меня и уходит. Закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной с невозможно дебильной улыбкой на лице. Неужели может быть вот так хорошо с человеком? Так, что готов взлететь? Вприпрыжку добегаю до окна в кухне и успеваю вовремя. Костя как раз подходит к машине и поднимает голову. Машу ему рукой, он отвечает тем же. Слежу, пока уедет его машина со двора, а потом возвращаюсь в комнату и плюхаюсь на кровать звездой. Мама моя, так хорошо, что даже страшно.