когда муж её по обыкновению работал, у него внезапно хлынула горлом кровь. Врачам удалось остановить кровотечение и дело пошло явно на поправку, по крайней мере, 27 января был поставлен утешительный диагноз: артерия в лёгком подживает, через неделю можно будет встать. Как вдруг…

«Проснулась я около семи утра и увидела, что муж смотрит в мою сторону.

— Ну, как ты себя чувствуешь, дорогой мой? — спросила я, наклонившись к нему.

— Знаешь, Аня, — сказал Фёдор Михайлович полушёпотом, — я уже часа три как не сплю и всё думаю, и только теперь сознал ясно, что я сегодня умру.

— Голубчик мой, зачем ты это думаешь? — говорила я в страшном беспокойстве, — ведь тебе теперь лучше, кровь больше не идёт, очевидно, образовалась “пробка”, как говорил Кошлаков [доктор]. Ради Бога, не мучай себя сомнениями, ты будешь ещё жить, уверяю тебя!

— Нет, я знаю, я должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие!

Это Евангелие было подарено Фёдору Михайловичу в Тобольске (когда он ехал на каторгу) женами декабристов <…> Впоследствии она всегда лежала у мужа на виду на его письменном столе, и он часто, задумав или сомневаясь в чём-либо, открывал наудачу это Евангелие и прочитывал то, что стояло на первой странице (левой, от читавшего). И теперь Фёдор Михайлович пожелал проверить свои сомнения по Евангелию. Он сам открыл святую книгу и просил прочесть.

Открылось Евангелие от Матфея. Гл. III, ст. II: “Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить великую правду”.

— Ты слышишь — “не удерживай” — значит, я умру, — сказал муж и закрыл книгу…» [Достоевская, с. 396–397]

К этой сцене раскрытия и чтения пророчества-приговора из Евангелия Анна Григорьевна сделала впоследствии сноску-примечание, где объяснила, что слово-выражение «не удерживай» стояло в издании Евангелия начала века, а в более поздних изданиях (в том числе и в нынешних) оно заменено на выражение «оставь теперь». Вероятно, слегка напутала уже сама Анна Григорьевна с нумерацией, ибо означенный «предсказательный текст» содержится не во 2-м, а в двух стихах третьей главы Евангелия от Матфея — 14-м и 15-м.

Евдокимов Герасим

(1817—?)

Арестант Омского острога. Прибыл туда 14 июля 1847 г. (на 2,5 года ранее Достоевского) из Сибирского линейного батальона на 6 лет (плюс 1500 ударов шпицрутенами) за кражу лошадей, неоднократные побеги и «ложно принятое на себя смертоубийство». Уже в остроге за драку с арестантом Лопатиным получил ещё 100 ударов розгами. В «Записках из Мёртвого дома» выведен как Гаврилка.

Еврейский вопрос

Во 2-й пол. XIX в. в русской журналистике и литературе широко обсуждался так называемый еврейский вопрос — о месте и роли евреев в мире, в том числе и в России. Достоевский не сразу вступил в эту полемику, хотя со временем вопрос этот стал одним из «капитальных» в его публицистике и письмах. В художественном же творчестве, среди его героев, как это ни странно, нет евреев. Вспоминается разве что «жидок» Лямшин, мелкий «бес» в «Бесах», да Исай Фомич Бумштейн в «Записках из Мёртвого дома» — «жидок», который напомнил Достоевскому гоголевского жидка Янкеля (и, очевидно, напомнил также о собственном драматургическом замысле юности — «Жид Янкель»). И ещё в художественных произведениях Достоевского нередко встречается слово «жид» и производные от него (что было естественным для всей русской литературы XIX в.) да кое-где можно встретить, так сказать, попутные замечания, реплики в сторону о евреях. Так, в «Преступлении и наказании» Свидригайлов за несколько минут до самоубийства встречает солдата-еврея, на лице которого «виднелась та вековечная брюзгливая скорбь, которая так кисло отпечаталась на всех без исключения лицах еврейского племени».

Что же касается публицистики, то вплоть до 1870-х гг. Достоевский еврейского вопроса в ней практически не касался. Имея собственный журнал «Время», он всего лишь рассказал однажды (1861, № 10) анекдот о «жиде», который помогал мужику рубить дрова кряхтением и потом на основании этого заплатил за работу много меньше обещанного. А в № 9 за 1862 г. и вовсе посмеялся над страхами газеты «День», что-де евреям в России предоставляется всё больше прав. В журнале же «Эпоха», сменившем «Время», об евреях и «жидах» и вовсе не было упомянуто Достоевским ни словечка. Резкий перелом произошел, когда он возглавил газету-журнал «Гражданин» и начал свой «Дневник писателя». Уже в статье «Нечто личное» Достоевский затронул проблему положения простого народа после 1861 г.: «Экономическое и нравственное состояние народа по освобождении от крепостного ига — ужасно <…>. Падение нравственности, дешёвка, жиды-кабатчики, воровство и дневной разбой — всё это несомненные факты, и всё растёт, растёт…» С тех пор слова-понятия «жид», «жидовское царство», «жидовствующие» стали постоянно встречаться в текстах Достоевского.

А вскоре в записной тетради 1875–1876 гг., где накапливался материал для очередных выпусков ДП, появилось и латинское выражение, которое стало ключевым во многих последующих статьях писателя, затрагивающих еврейский вопрос: «Народ споили и отдали жидам в работу, status in statu [государство в государстве]». И далее в подготовительных записях, заметках кристаллизуется, оттачивается мысль писателя, обрисовывается и проясняется тема, тревожившая его. «Главное. Жидовщина. Земледелие в упадке, беспорядок. Например, лесоистребление…»; «Очищается место, приходит жид, становит фабрику, наживается…»; «Земледелие есть враг жидов»; «Вместе с теми истреблять и леса, ибо крестьяне истребляют с остервенением, чтоб поступить к жиду»; «Колонизация Крыма <…>. Правительство должно. Кроме того, что укрепит окраину. Не то вторгнется жид и сумеет завести своих поселенцев (не жидов, разумеется, а русских рабов). Жид только что воскрес на русской земле…»; «Ограничить права жидов во многих случаях можно и должно. Почему, почему поддерживать это status in statu. Восемьдесят миллионов существуют лишь на поддержание трех миллионов жидишек. Наплевать на них…» [ПСС, т. 24, с. 156–227]

Все эти пометы, мысли Достоевского связаны с широкой полемикой в тогдашней прессе о хищнической, как сказано в примечаниях к 24-му тому ПСС, деятельности предпринимателей-евреев в России. Достоевский внимательнейшим образом читал газеты и журналы. И писал-высказывал своё мнение из выпуска в выпуск ДП.

Тем более откровенно касался этого вопроса Достоевский в частной переписке. К примеру, в феврале 1878 г. писатель получил послание от некоего Н. Е. Грищенко, учителя Козелецкого приходского училища Черниговской губернии, в котором тот, жалуясь на засилье «жидов» в родной губернии и возмущаясь, что пресса, журналистика держит сторону «жидов», просил Достоевского «сказать несколько слов» по этому вопросу. Автор «Бесов» совершенно незнакомому человеку 28 февраля 1878 г. пишет-отвечает: «Вот вы жалуетесь на жидов в Черниговской губернии, а у нас здесь в