Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Браво! Бис, джентльмены! – мама захлопала в ладоши! Публика поддержала маму фееричным свистом и рукоплесканием.
Ликующий крик мамы вывел малыша из задумчивости. Он поднял глаза и увидел на помосте всё тех же циркачей. Факир, жонглер и мим держались за руки и раскланивались.
Малыш спрятал открытку назад в карман, тоненькой рукою поднял ощутимо весомую бутылку с тёмным пойлом и припал к горлышку.
— Бульк! Бульк! — Два основательных глотка. Как само разумеющееся – без вороватых оглядок на маму и по сторонам. This is United States. Эпоха Джералда Рудольфа Форда, 38-го президента. Единственного президента в истории, которого не избирали всенародно, кстати!
Шоу кончилось, зрители стали расходиться. Мама послала воздушный поцелуй цирковым очаровашкам и отобрала у малыша бутылку. И внушила воспитательским тоном:
— Малыш! Не пей моё пиво! Это пиво моё и пить его буду только я!
— Ты — жадная мама! – отозвался сын.
На том и порешили. Решение подчеркнуло расклад в семье: кто сильней, тот и владелец. Мама владеет бутылкой, папа владеет мамой. Малыш ещё не вырос и не владеет ничем.
Мама сделала добрый глоток и мягко спросила:
— Тебе понравились циркачи?
Бессмысленная жестокость – чисто для потехи публики. Продажа своей жопы одним мужиком и покупка её другими мужиками. Арлекина мучают на гравюре бесы, потому что ему претит торговать жопой!
— Нет, натуральное дерьмище! — Смачный презрительный плевок наглядно проиллюстрировал реплику малыша.
— А по-моему ребятки милые, — не согласилась мама. — Особенно тот, что с огнём! Я бы ему… — она запнулась. – Ну… ты понимаешь, сынок, какие желания вызывает в женщине самец, подобный мускулистому циркачу?
Малыш отрицательно и серьёзно покачал головой.
— Если не понимаешь, то лет через десять поймешь! – усмехнулась Дороти. Она выпила пивка и с чувством сказала:
— Настоящие мужчины делятся на два вида: умеющие заработать бабло и обладающие мышечной силой! «Два в одном» не бывает… — Женщина вновь сделала добрый глоток, икнула. — Нас кормит твой папка — знай, а вовсе не мои дырочки! Поэтому папка – настоящий мужчина. Но и… циркачи тоже настоящие, только их сила не в деньгах, а скрыта под костюмами в обтяжку…
Малыш встал со скамейки, упер руки в бока и звонко крикнул в лицо Дороти:
— Мама! Когда я вырасту, то пойду в театральную школу!
Лицо женщины скривило глубокомысленное пьяное удивление. Фу, пьяницы похожи на нечистую силу визуальным обликом лиц! Но это мамка! Терпи, малыш, станешь мистером.
— Да ну?.. – Дороти сграбастала сыночка, прижала его хлипкое тело к томной груди. — Будешь матери помогать? Матери-ик-ально... Папка-то каждый день новых имеет. И когда стара буду ему делать… — окончание предложения съел голосистый смех, — …вовсе не нужна стану. Кто ж тогда Дороти кормить будет… А?.. – она отпустила малыша, посадила его снова на скамейку, взъерошила ему волосы, заглянула в его глаза. — Не знаешь?.. И я не знаю.
Мистер Котик – это муж Дороти и папка малыша. Намедни ему исполнилось тридцать два года. Зелёные водянистые глаза, бородавка над верхней губой. Носит яркую молодежную одежду и густые бакенбарды. Не курит и не пьет. Вегетарианец — изо рта постоянно пахнет растительным говном. Склонен к беспорядочным половым связям. Озабочен по жизни только добыванием денег! Он нарисовался рядом. Суетливо деловой. Затоптался на месте.
— Дороти! Давай-ка пошли, там солидный клиент!
Не забывай, для чего ты рождён. Даже когда тебе не до этого. Женщины появляются на свет лишь для удовлетворения физиологических потребностей мужчин. А мужчины лишь для того, чтобы платить женщинам за удовольствие. Всё просто.
— Хватит бухать, надо дать разок-другой случайному кобелю, — поднялась Дороти со скамейки. — Ничего личного...
Она пристально посмотрела на мужа. Допила глоток и отшвырнула пустую бутылку. Весело потрепала своего альфа-самца по щеке.
— Ой-ёй-ёй! Иду–иду уже, мой котик… Ты проследи пока за маленьким.
Дороти пошла прочь, виляя в предвкушении бёдрами.
Папка безразлично взглянул на малыша. Хлопнул сынульку по загривку – так, на всякий случай. И пошел вслед за женой, равнодушно процедив:
— Он давно уже не маленький…
Малыш не обратил на затрещину никакого внимания. И на уходящую мамку не посмотрел. Привычка – вторая натура. Мы не обижаемся на привычку, мы на неё не реагируем… Малыш выудил из нагрудного кармана пачку сигарет, вытянул очередную сигарету. Губами. Помял тонкими пальцами, размышляя, где в этот раз взять спичек. Перед самым носом возникла зажигалка. Её держали твердые сухие пальцы. Чик-чирик! — колёсико крутанулось и проявился огонёк! Малыш не удивился, а прикурил как должное. И повернул голову.
На скамейке, рядышком, сидел человек. Лет шестидесяти пяти. Рабочий чистый комбинезон, в руках металлические садовые ножницы. Садовник.
Странный какой-то садовник. Румяное одухотворенное лицо. Глаза лучатся строгой Добротой. На щеке изящная родинка. Ногти чистые и ровно подпиленные. Больше похож на священника.
Пальцы испещрены многочисленными порезами и вообще – руки грубоваты для святого отца. Всё-таки садовник. Такие порезы возможны при длительных работах по обрезке роз или крыжовника. Но в городском парке Лос-Анджелеса не растут ни розы, ни крыжовник. Возможно, что у садовника выходной? Возможно. Тогда почему он в форменной одежде и с ножницами?
Детей в семилетнем возрасте не волнуют подобные вопросы, так как такие вопросы у них не возникают. Но возникают после… Малыш с детским любопытством оглядел садовника. Важно (с такой важностью курят только малолетние сопляки) выпустил кольцо дыма. Вымолвил:
— Благодарю, мистер… Хотите со мной поговорить?..
Садовник ничего не ответил, а рядом зазвенели ангельские колокольчики.
— Тряяям! Тряяям!
— Что такое? – малыш недоуменно огляделся в поисках источника диковинного звона. – Воздух… что такое с воздухом… его можно трогать, ого!
Воздух загустел и наполнился синим цветом. Исчезла эстрада – густой синий цвет её поглотил.
— Это Дивный Сад, — строго сказал садовник.
— Садовник – ты волшебник?!.. – изумился малыш. Нет, он всё-таки садовник. Слишком ухожен Дивный Сад, явно человеческая рука приложила к нему усилия!
— Человеческая рука!? – пробормотал в шоке малыш. – Так вот они