о помощи, но успокоился, узнав о покорности рязанцев. На радостях в городе звонили в колокола и стреляли из пушек.{288} Стадницкий также относит происшествие к воскресению 16 ноября. Но поляки, содержавшиеся под стражей, по-видимому, узнавали о новостях с некоторым запозданием. Патриарх Гермоген уже в конце ноября 1606 г. уточнил, что рязанцы во главе с Ляпуновым и Сумбуловым перешли на сторону царя в субботу 15 ноября.{289} Победа была шумно отпразднована на другой день в воскресенье, что и привлекло внимание пленных поляков.

Восставшие не смогли пробиться к Серпуховским воротам, так как принуждены были атаковать выставленный перед воротами гуляй-город, снабженный артиллерией. (Подвижная крепость — гуляй-город состоял из сцепленных повозок, на которых укреплены были деревянные щиты с амбразурами. Поэтому его называли «обозом» или «кошем»). По словам Стадницкого, восставшие отняли кое-что у стражи в «кошах», но затем отступили в свой лагерь под Коломенское. Измена Ляпунова, одного из самых выдающихся вождей повстанцев, спутала все их планы.

17 ноября за час до полудня войска Пашкова и Болотникова вновь выступили из лагеря. Навстречу им двинулась вся царская рать во главе с царскими братьями Дмитрием, Иваном Шуйскими и Михаилом Скопиным. На этот раз бой развернулся у Коломенского, а также в окрестностях Симонова монастыря, остававшегося в руках сторонников Шуйского. Как значится в разрядной документации, под Коломенским «на деле» (в бою) были взяты языки — сын боярский каширянин Л. Бохин и др. Воеводы взяли в плен также одного знатного дворянина «противной стороны».{290}

Чтобы ободрить столичное население, власти объявили, что на выручку Москве спешит касимовский служилый хан Ураз-Магомет то ли с 5, то ли с 10 тыс. татар. Однако, как отметил Стадницкий в записи от 18 ноября, ратных людей в городе не прибыло, за исключением тысячи пеших из сел («з дымов»), иначе говоря, вооруженных крестьян — даточных людей.{291} Что касается касимовского хана, то он еще до подхода к Москве установил тесные связи с повстанцами.{292}

У стен столицы главная повстанческая армия провела в полном бездействии две недели. Базой движения по-прежнему оставались уезды с малочисленным дворянством, с начала гражданской войны поддерживавшие Лжедмитрия I. В уездах с развитым дворянским землевладением плоды побед были утрачены очень скоро. Активную роль в борьбе с восставшими играли церковные деятели. Как писал патриарх Гермоген, в Твери местный архиепископ собрал «своего архиепископля двора детей боярских», царских приказных людей и других жителей города и послал собранные силы против повстанцев, в результате чего «их проклятый скоп» был разбит и рассеян, а захваченные в плен мятежники отосланы в Москву.{293} В Иосифо-Волоколамском монастыре почин взял на себя старец Дионисий, в миру боярин князь Андрей Иванович Голицын, постригшийся в монахи незадолго до Смуты. Чтобы усыпить бдительность мятежных казачьих атаманов, старец радушно принял их в монастыре и одарил крупными денежными суммами. В другой раз Голицын пригласил предводителей отряда Солому и Шестова (Шестакова) и, «Оманом перепоя», велел их перебить. Взятые в плен «радные» люди (вероятно, дети боярские) были отосланы позже в Москву.{294}Повстанческий отряд, стоявший в Волоколамске, немедленно осадил монастырь. Но обитель имела мощную крепость. 18 ноября старцы раздали щедрую награду «монастырским людем, которые в казачей приход в монастыре в осаде сидели».{295}

В Смоленске местные дворяне и дети боярские, преодолев растерянность, стали собирать силы для помощи осажденному в Москве царю Василию. По словам официальной московской летописи, они действовали с благословения архиепископа и воевод. Но своим «старейшиной» смоленские дети боярские выбрали не знатного воеводу, а рядового уездного помещика Григория Полтева.{296} Смоляне немедленно известили Москву о сборе войска. Пути сообщения к западу от Москвы были перерезаны повстанцами, поэтому Шуйский поспешил направить «против смольян» (навстречу смоленским дворянским отрядам) князя Д. И. Мезецкого по смоленской дороге и окольничего И. Ф. Крюка-Колычева — на Волоколамск.{297} Воспользовавшись тем, что казаки в Волоколамске остались без предводителей, Крюк нанес им поражение и освободил осажденный Иосифо-Волоколамский монастырь. 9 ноября 1606 г. монахи отправили в Москву раненых стрельцов: путь в столицу был свободен. Тем временем отряд Г. Полтева очистил Дорогобуж и Вязьму. Как значилось в послании патриарха, на помощь царю выступили дворяне и дети боярские из Смоленска, Вязьмы, Дорогобужа и Серпейска. 15 ноября их ополчение подошло к Можайску, куда несколько позже прибыл из Волоколамска Крюк-Колычев. Осада Можайска длилась не менее недели. С 24 ноября в Москву стали поступать пленные, захваченные в Можайске. Судя по спискам пленных, состав повстанческих сил отличался пестротой. В числе пленных были сын боярский Иван Полтев, служилые иноземцы, холопы, посадские и гулящие люди{298}. Современники, описывая осаду Можайска, отметили: «Тогда же от северцов в Можайске сидел Петр Зекзюлин да Феодор Жихарев, не покоряющеся Московскому государству».{299} В действительности, Ф. Жихарев представлял не «северцов» (северские города), а местное уездное дворянство. В Можайском уезде ему принадлежало 400 четвертей пашни, и он служил в столице как выборный дворянин из Можайска. В начале войны с Лжедмитрием I Жихарев был шатерничим при царевиче Федоре Годунове.{300} Зегзюлины служили как дети боярские по Можайску.{301} При Иване IV П. Зегзюлин не раз выполнял миссию царского гонца, при Федоре говорил государево слово «с опалою» заместничавшимся воеводам.{302} Приведенные факты позволяют предположить, что в Можайске, как и в северских городах, местные дворяне и дети боярские выступили на стороне законного «царя Дмитрия» всем уездом, или «всем городом».

Наряду с дворянами в обороне Можайска участвовали донские казаки. Предводителем у них был атаман Иван Горемыкин. Царским воеводам удалось договориться с казаками о сдаче крепости. Горемыкин, сидя в осаде «с воры вольными казаки», стал «прямить» Шуйскому: «учал перезывать (казаков) на государево имя». Донцы «учали промеж себя думать», собрали круг и послали Горемыкина с повинной к воеводе Крюку-Колычеву. В награду царь назначил И. Горемыкину поместный оклад, и из вольного казака он превратился в уездного сына боярского.{303}

Угроза блокады Москвы окончательно отпала. Смоленская и волоколамская дороги были очищены от повстанцев. В столице были получены также ободряющие вести из Коломны. 24 ноября коломенский посадский человек В. Калачников получил из Разрядного приказа деньги на шубу за то, что «пришол с Коломны от посадцких старост и целовальников с вестми».{304}Не только уездные дворяне, но и посадская верхушка, «лучшие люди», все больше склонялись к поддержке Шуйского. Разброд в лагере повстанцев нарастал исподволь. Увеличивалось число перебежчиков из