Задира наклонился так низко, что его буркалы очутились на уровне моих глаз. Я почуял отвратный запах перегара, но не отодвинулся. Он применил известный прием блатных – подавить противника морально своей гнусной близостью, смутить его, сбить с толку, чтобы потом мгновенно нанести удар, чаще всего коварный, в наиболее уязвимую точку.

Перехватив поудобнее вилку, я хладнокровно вогнал ее в руку этого сукиного сына – в ту, которой он оперся о стол. Теперь его кисть оказалась пришпиленной к дубовой столешнице, словно бабочка в альбоме натуралиста.

От неожиданной и резкой боли он взвыл и чисто инстинктивно встал на колени. Из его мгновенно покрасневших глаз хлынули слезы. Что, падло, больно? – подумал я, но промолчал. Терпи, стервец. Это тебе за тех, кого ты измочалил вместе со своей компашкой.

Компания сначала затихла, тупо уставившись на воющего приятеля, а затем все как по команде вскочили с намерением размазать меня по стенкам.

– Ша, братва! – Я сказал это резко, с блатной хрипотцой. – Иначе я вам прямо сейчас скрою деревянные макинтоши. Всем.

Для большей убедительности и в качестве подтверждения своих слов я быстро сунул руку за пазуху – будто у меня там был шпалер. И в этот момент я здорово пожалел, что не прихватил с собой пистолет – из тех, что реквизировал во время приснопамятной командировки на завод абразивных материалов.

Компания восприняла угрозу вполне серьезно. В годы советской власти меня просто подняли бы на смех… ну и так далее, по полной программе. До потери пульса. Но сейчас, когда ствол можно купить прямо на овощном рынке, как морковку, в правдивости моих слов усомниться было трудно. К тому же я поднялся из-за стола, и моя выставленная на всеобщий обзор крепкая спортивная фигура вовсе не склоняла их к мысли, что я всего лишь чересчур борзой хиляк.

– Держи, – всучил я деньги Жорику. – Извини за бардак, – кивнул я в сторону пришпиленного к столу задиры. – У меня не было иного выбора. И мне нужен Петр Никанорович. Срочно.

– Вот он я…

Дубов возник из облака пара, вырвавшегося из кухни, как древний бог греков Зевс, спустившийся со своего трона на горе Олимп. Видимо, он слышал, а может и видел, все (или почти все) перипетии спонтанно возникшей конфронтации. Петр Никанорович был угрюм и смотрел на меня очень нехорошим взглядом. И то верно – я ведь был чужаком.

– Что тут за базар!? – резко спросил Дубов, властным взглядом успокаивая снова заволновавшуюся компанию – похмельные хмыри решили, что им пришло подкрепление.

Похоже, Дубов меня не узнал. Хотя при расставании он сказал, что я, как друг Севы, всегда могу рассчитывать на его помощь и поддержку в любом деле. А это был не тот человек, что бросает слова на ветер.

– Петр Никанорович, меня зовут Геннадий. – Я подошел к нему вплотную и говорил очень тихо, чтобы не слышали остальные. – Я приходил к вам с Севой Лычковым. Помните?

– А-а… – Скупая улыбка сгладила жесткость и угловатость черт его каменного лица. – Как же… Так что, все-таки, тут у вас стряслось?

Этот вопрос он задал не мне, а официанту.

– Снова Бондарь полез на арапа. И получил по заслугам… мудак… – сказал тот с затаенной злобой – похоже, половой был очень злопамятным человеком и его до сих пор терзала обида за пренебрежительное отношение к своей персоне со стороны пришпиленного хмыря.

– Помогите ему, – молвил Дубов, указав весьма мрачной компании на все еще подвывающего от боли задиру, который никак не мог вытащить вилку из столешницы. – И вдолбите в свои мозги – еще раз устроите скандал, ноги вашей здесь не будет. Пойдем, – обратился он ко мне, видимо, считая, что инцидент исчерпан.

Я поторопился воспользоваться приглашением, чтобы не мозолить глаза великолепной шестерке, которая готова была сожрать меня со всеми потрохами. Но авторитет Петра Никаноровича в блатной среде был настолько высок, что никто даже не пикнул.

– Так что там у тебя? – спросил меня Дубов, когда мы уединились в небольшой комнатушке, главным украшением которой являлся массивный сейф; возможно, это была касса.

– Мне нужно срочно встретиться с Полосухиным. Это который Григорий Иванович.

Надеюсь, вы знаете о ком я говорю.

– Тельняшка? – удивился Петр Никанорович. – Зачем он тебе?

– Вчера зарезали его напарника Килю. Если в ближайшее время я не переговорю с Полосухиным, то ему кранты. А может быть и мне.

– Это новость… – Дубов нахмурился. – Парни работали чисто. Кому они могли перейти дорогу?

– Вопрос, на который может ответить только Полосухин.

– А каким боком ты вписываешься в эту историю?

Я рассказал ему только часть правды. Малую толику. Чтобы легче было, когда потребуется, врать. Я никак не мог быть полностью откровенным с Дубовым. Любой человек непредсказуем, а бывший пахан зоны – тем более.

– Значит, кто-то им дал наколку на твою квартиру… – Дубов с силой потер переносицу. – Странно, что Тельняшка не знает кто именно…

– Странно, – откликнулся я словно эхо.

– И ты считаешь, что тот человек убил Килю?

– Уверен в этом. Похоже, он следил за ними. Киля сбежал первым и наводчик просто не успел его остановить для разговора. Наверное, ждал, пока появится Полос… Тельняшка. А когда дождался, то понял, что у них получился облом и я мог узнать нечто важное и опасное для него. Потому он предпринял меры незамедлительно, убрав Килю, который знал его в лицо.

– И теперь ты думаешь, что этот поганый "мокрушник" на всякий случай завалит и Тельняшку, – подхватил Дубов.

– Он просто обязан это сделать. Вдруг Киля проболтался своему напарнику?

– Не исключено… – Бывший пахан зоны задумался.

Я не мешал ему предаваться размышлениям, сидел молча и курил. Мне было весьма интересно узнать, что там варится в его очень даже неглупом котелке, но лицо Дубова было неподвижным и бесстрастным.

– Тельняшка, конечно, мелюзга… шнырь… – наконец задумчиво сказал Петр Никанорович.

– Правда, он спец каких поискать. Вот этот патентованный импортный гроб с кучей гарантий, – он кивком указал на сейф, – Тельняшка открыл за двенадцать минут. Я как-то ключи посеял… Но про то ладно. А вот что касается наводчика-"мокрушника", то это безобразие нужно пресечь. Негоже давить деловых как вшу. Пусть они и не в ладах с законом, но ножом по горлу… – Лицо Дубова вдруг сделалось свирепым. – Такое нельзя оставлять безнаказанным.

Я его мысль понял сразу. По большому счету, все мои проблемы были Дубову до лампочки. Да, в чем-то оказать помощь он всегда мог, как и обещал – скажем, дать толковый совет или рекомендацию, деньжат ссудить, накормить или еще что-нибудь в этом роде – но подставлять свою шею под топор ради совершенно чужого ему человека бывший пахан не стал бы. А вот выручить Тельняшку – это совсем другой компот. В случае удачи авторитет Дубова среди жулья только упрочится. Что и следует доказать.